Началась паника.
Бедные с узлами, мешками и мешочками, держа за руки детей, посостоятельней — в телегах, с наспех устроенными над ними шарабанами и в экипажах уходили и уезжали из Москвы. Уходили и уезжали через гигантские, жутко громоздящиеся черно-серые пепелища, на которых от едучей вонючей гари невозможно было дышать — вся Москва пропиталась этой островонючей гарью, вся она, даже и не горевшая, казалась в эти дни черно-пепельной, придавленно-притихшей. Уходившие и уезжавшие ночевали вокруг неё в редких перелесках, в полях, у речек на Воробьёвых горах, вдоль Воскресенской дороги за Ходынкой, по Дмитровской за Бутырками, по Коломенско-Касимовской перед Люберцами. Многие тысячи ночевали, многие тысячи шалашей и шатров понаставили, беспрестанно денно и нощно поглядывая на скрытый то клубящимися, то текучими дымами необъятный город — не забушует ли где ещё море огня. Даже днём в солнце за дымами не сверкали и не золотились бесчисленные московские кресты и купола. И пахло в полях и лугах вокруг Москвы временами тоже дымом и гарью — наносило за многие-многие версты.
В покинутых домах, в запертых рядах, лабазах и лавках начались взломы и грабежи. И на улицах грабили, раздевали даже днём. Разбойной саранчи налетело видимо-невидимо.
Двадцать пятого мая в четвёртом часу пополудни загорелось в Земляном городе на Мясницкой улице в доме князя Михаила Мещёрского. Потом занялись обе стороны Покровской улицы до двора действительного статского советника князя Бориса Юсупова и до двора Степана Васильевича Демидова. С дома Мещёрского огонь перекинулся на Красные ворота, на комедийную храмину, на лавки. Три дня подряд полыхало в разных концах.
Всего же за четыре пожара только дворов с домами сгорело тысяча восемьсот восемьдесят три. Фабрик же, кузниц, лавок, магазинов, бань, кабаков и другого такого прочего никто не считал сколько.
И сколько сот людей приняли мученическую смерть в этом огне, тоже никто не сосчитал.
В Москву из Петербурга для наведения порядка был прислан генерал-майор и премьер-майор лейб-гвардии Преображенского полка, глава знаменитой Тайной канцелярии Фёдор Ушаков. Вместе с ним в Москву ввели дополнительно три батальона войск. Пикеты гвардейцев появились у всех дворцов и на улицах, и права им были даны чрезвычайные: кого хотели, того и хватали без зазрения совести и каких-либо объяснений. Иногда как неводом вычищали улицы, загребая всех подряд в каталажки для выяснения, кто есть кто. А в частных домах, в разных заведениях и присутственных местах, в лавках и винных погребах, вместе с людьми, так же точно загребали, вычищали и ценное барахлишко, деньги, вино — да всё, что подворачивалось. Бесчинствовали ещё хлеще, чем ворье, мародёры и грабители.