Я любил его как сына, а должен был начать процесс, предать церковному суду. Если верить Саад (что бы ты ни слышала про женщину, скончавшуюся в монастыре, она не простая безумица), то я оставил его в руках демонов, и они завладели его душой. И всё зашло слишком далеко — настолько, что меж людей уже ходит рождённый в затмение Змей, никем не узнанный, не достигший предписанной силы и, очень на это надеюсь, пока ещё уязвимый.
Береги себя, Фран. Неизвестно, что ждёт нас всех впереди. Как бы я хотел увидеть тебя совсем взрослой и очень счастливой.
Берад».
Фран озадаченно перечитывает послание. В спешке священник не догадался объяснить кое-что подробнее, а ей, похоже, было известно куда меньше, чем он предполагал. Кто такая Саад? Люс ничего не сказала об умершей чужестранке, а больше Фран вчера ни с кем не говорила, сражённая призраком Чёрной Волны. Может, этот призрак был предчувствием большой беды, притаившейся между скачущих строчек записки?
Фран внезапно чувствует прилив невыразимой нежности к человеку, который ещё недавно казался ей посланцем из другой жизни, всезнающим и почти всемогущим. Он тоже. Точно так же, как и она, он бестолково тычется в страшные загадки жизни, и некого просить о помощи и совете. Только времени впереди у него осталось намного меньше. Почему он не догадался взять её с собой?
Фран берёт книгу, — это настоящее сокровище в тиснёной коже с серебряными углами, — и возвращается с ней на кровать.
Дни траура и похорон не помешали желанию Принца заполучить портрет как можно скорее, и вот уже картина была готова. Но теперь с неё смотрел Ченан последней недели, отстранённый и непроницаемый.
В назначенный час он приходил и садился в кресло, рассеянный и молчаливый, и лишь иногда Джеди ловил на себе его изучающее — цепкий взгляд, словно обещающий художнику некую загадочную роль в жутком и двусмысленном будущем императорского сына.
Кроме Принца, с Джеди во дворце не разговаривал никто.
Его страшно потянуло в город, к простым человеческим лицам, мешанине пряных уличных запахов и низким манерам черни.
Тёплым голубым вечером он сошёл на шумные улицы Меды, столицы Империи и города его детства. Нарядная крикливая Меда подхватила его и закружила в своих объятиях.
Он покупал сладости и приставал к прекрасным горожанкам, выбирал в лавочке ленты и ткани. Потом попал на представление странствующего балаганчика и пил вино с актёрами в кабаке — до тех пор, пока звуки реки жизни не слились в мелодию застольной песни, смутно и беспокойно знакомую.
Но слова были новые и рассказывали про озеро в дремучем лесу и духа, заточённого там в наказание за участие в мятеже Ангела Мрака. До Затворения демонов это был один из самых могущественных духов, но и сейчас сила его так велика, а неволя так мучительна, что не осталось дерева в округе, не искорёженного, не изуродованного его неизбывным страданием. В особенные из ночей навстречу полной луне из озера поднимается призрак: прекраснейшая дева в подвенечном платье, прозрачная и тихая, как туман.