Георгес, или Одевятнадцативековивание (Покровский) - страница 8

Тамарочка тепло очень в мою сторону поглядывала, отчего Вера моментально приняла позу кобры.

На кухне, выуживая из мойки стаканы, я спросил ее:

- Ты зачем их привела?

- Будущие партнеры, - пояснила Вера. - Скоро твое деньрожденье. Сейшн устроим.

Я сначала не понял.

- Что за партнеры? Преферанс, что ли?

- Да ладно, - напряженно улыбаясь, сказала Вера. - Будто не понимаешь.

- Не понимаю. Что еще за партнеры?

- Ой, ну все! - поморщилась она. - Ну ты же хотел группешник?

- Я?!!

Один из стаканов выскользнул в мойку и чуть не разбился.

- Что это я хотел? Когда это? Ты что, не помнишь, это ж мамочка твоя говорила!

- Ладно, проехали, - сказала Вера с некоторым раздражением. - Я твою маму не трогаю. Сам не знаешь, чего хочешь. Назад отыгрывать я не собираюсь. Людей предупредила, уговаривала сколько, а ты теперь задний ход. Бери стаканы, пошли.

У моей головы глаза были навыкате и я этой головой ошалело мотал. Ужасно у этих баб милая черточка - переваливать с больной головы на здоровую. Чтоб она потом моталась глаза навыкате.

Но вот чего я действительно терпеть не могу - так это ругаться с Верой. Главное, незачем, потому что в конце концов всегда выходит, по-моему, даже если соглашаешься совсем на противоположное.

Она думает, я ее боюсь. Она на меня покрикивает и пытается мне приказывать. Потом я срываюсь, и она становится нежней кошки, жмется к моим ногам и намазывает мне масло на бутерброды. А это еще противнее, хотя сначала и нравится ( я чешу ей под подбородком, она мурлыкает и сюсюкает словом, идет долгий переходный процесс к нормальному настороженно- любовному состоянию).

Я бы ее бросил, да без нее тяжело очень и кислородное голодание. Я тогда, чтобы не вздыхать, как в сентиментальных фильмах, делаю выдохи сквозь сжатые зубы - словно сигаретный дым выдуваю. Иногда вниз, иногда к кончику носа. А закономерности никакой нет, когда куда выдуваю.

Словом, замяли разговор, сели за стол. Я ни секунды всерьез не думал, что может дойти до группешника.

Первое время Манолис молчал, говорили одни дамы, да я, по долгу хозяина, вставлял словечко-другое. А парень, изучив квартиру, принялся изучать меня. С очень независимым видом, как это у молодняка водится. Он, собака, так внимательно меня изучал, что я даже начал подумывать, а не заподозрила ли меня верина мамаша в гомосексуальных наклонностях.

Потом говорит:

- Вы кто?

Вообще-то странный вопрос хозяину, поэтому я уточнил:

- В каком смысле?

- В том смысле, что вокруг нас происходит, - не совсем внятно пояснил свою мысль Манолис. - ВЫ-то сами кто будете? Демократ, памятник, коммунист, жириновец или, не к столу будь сказано, баркашовец?