Знание и доказывание того, что находится в чьей-то в голове, всегда трудная задача. С самого начала этого расследования из моей головы не выходило закрытое лишь несколькими месяцами ранее недавнее дело бывшего директора ЦРУ Дэвида Петреуса. В 2011 году Петреус передал многочисленные дневники с кладезем весьма деликатной совершенно секретной информации автору, с которым у него был роман. В отличие от тех, с кем переписывалась Хиллари Клинтон, у того автора не было соответствующего допуска или законной потребности обладать этой информацией, включавшей записи обсуждений весьма деликатных программ с Президентом Обамой. Ради всего святого, Петреус был директором ЦРУ — ответственным за секреты государства. Как и любой в правительстве, он знал, что то, что он делал, было неправильным. Он даже позволял той женщине фотографировать ключевые страницы секретных документов. А затем, словно подчёркивая, что знал, что ему не следовало делать то, что он сделал, солгал агентам ФБР о том, что сделал. Несмотря на все эти чёткие и убедительные доказательства, по фактам, намного худшим для него, чем для госсекретаря Клинтон, и после того, как он демонстративно солгал ФБР, Министерство юстиции обвинило его лишь в мисдиминоре, после того как он заключил сделку о признании вины. В апреле 2015 года его признали виновным и приговорили к штрафу в сорок тысяч долларов и испытательному сроку на два года.
Обвинение в мисдиминоре, полученное Петреусом за неправильное обращение с секретными материалами было справедливым, и согласовывалось с предыдущими делами, но я решительно спорил с генеральным прокурором Холдером, что Петреуса также следовало обвинить в тяжком уголовном преступлении за ложь Бюро. Прокручивая в голове дела Марты Стюарт, Леонидаса Янга и Скутера Либби, я утверждал, что если мы не собирались привлекать отставных генералов и директоров ЦРУ к ответственности за откровенную ложь во время расследований, то как могли оправдывать тюремное заключение за то же самое тысяч других? Я считал, и по-прежнему считаю, что к Петреусу отнеслись на основе двойных стандартов по признаку классовой принадлежности. Бедного человека, неизвестного человека — скажем, молодого чернокожего баптистского священника из Ричмонда — обвинили бы в тяжком уголовном преступлении и отправили в тюрьму.
Несмотря на не стихавший барабанный бой в консервативных СМИ, полный раздутых скандалов и захватывающих дух откровений, имевших мало практического смысла, дело Хиллари Клинтон, по крайней мере, насколько мы знали вначале, казалось, и близко не приведёт к чему-то, стоящему в один ряд с делом генерала Петреуса по объёму и уровню секретности материалов, с которыми обращались не должным образом. Хотя было похоже, что она пользовалась незащищённой системой для некоторых секретных тем, все, кому она писала, судя по всему, обладали и соответствующим допуском, и законной потребностью в обладании этой информацией. Так что, хотя мы не собирались предрешать результат, мы начали расследование в отношении Клинтон с осознанием, что вряд ли это будет дело, которым займутся профессиональные прокуроры из Министерства юстиции. Конечно же, всё могло измениться, если бы мы смогли обнаружить вещественное доказательство в виде электронного письма, в котором кто-нибудь из правительства говорил бы госсекретарю Клинтон не делать то, что она делала, или если бы мы смогли доказать, что она препятствовала правосудию, или если бы она, как Петреус, солгала нам во время опроса. Всё это включало бы в себя то, что мы смогли бы доказать вне разумных сомнений, совершенно отличный от словесных выпадов в телевизионных ток-шоу или в Конгрессе стандарт.