Расследование в отношении Клинтон, или изучение, или рассмотрение, или как бы ещё люди по обеим сторонам политического спектра не называли это, уже являлось основной темой шедшей президентской кампании. Я ясно понимал, что Джулиано намекал на то, что для ФБР это был проигрышный сценарий. У Марка в основе юмора висельника лежала виселица. Неважно, сколь честным будет итог, доверие к учреждению — и ко мне — пострадает; вопрос лишь в том, насколько сильно. Как бы странно это ни звучало, есть определённая свобода в том, чтобы быть совершенно спятившим, в осознании того, что подвергнешься нападкам вне зависимости от того, как поступишь. В любом случае, половина страны будет завывать, так что перестаём обращать на критиков внимание, и позволим лишь фактам и закону диктовать, какая это будет половина. Конечно же, в то время мне как-то в голову не приходило, что наши решения приведут в ярость обе половины.
Для помощи в деле Отдел контрразведки ФБР собрал группу из примерно двадцати экспертов — агентов, аналитиков и вспомогательного персонала. Как обычно и поступает этот отдел, они дали делу кодовое название: «Полугодовой экзамен». Эта группа, с которой я регулярно имел дело по поводу «Полугодового экзамена», варьировалась от руководителей высшего звена ФБР до старших спецагентов и аналитиков, совместно день за днём осуществлявших надзор за этим делом, и включала в себя юристов из трёх различных уровней офиса главного юрисконсульта. Я часто упоминал это собрание из двенадцати человек как «Полугодовую команду». Я не встречался с «линейными» агентами, аналитиками и парнями из поддержки, за исключением того, что периодически благодарил за их тяжёлый труд.
На протяжении последующих восемнадцати месяцев я полагался на эту «Полугодовую команду» из двенадцати членов в помощи в принятии решений по этому делу — хотя окончательные решения всегда были моими. Отдельные члены появлялись и исчезали, когда уходили в отставку некоторые старшие руководители, но группа оставалась собранием очень талантливых людей с сильной индивидуальностью, которые зачастую вступали в схватки друг с другом, как могут только родные братья и сёстры. Мне это нравилось. Одна из младших юристов имела привычку выказывать отвращение к заявлениям, которые ей не нравились, а затем агрессивно перебивать, неважно, кто говорил. Это раздражало многих её коллег. Мне же это нравилось. Я хотел, чтобы она была в команде, потому что знал, что ей совсем было плевать на должности. Её прямота вносила полезный вклад, даже когда она ошибалась. Я хотел услышать её точку зрения, и знал, что для этого не нужна будет чья-либо подсказка, даже если ей придётся перебить старшее должностное лицо, чтобы высказать её. Это перебивание обычно стимулировало прекрасную беседу.