Так уж случилось, что мы с генеральным прокурором Лореттой Линч в начале октября запланировали совместный выход к прессе, во время которого, было ясно, на каждого из нас станут давить, предпринимает ли Министерство юстиции какие-то действия по обращению генерального инспектора разведывательного сообщества. Если мы собирались подтвердить расследование, я считал, что для этого как раз будет подходящий момент. Так что в конце сентября я запланировал встречу с генеральным прокурором, чтобы обсудить эту возможность. Старшие руководители Минюста и ФБР также присутствовали на этой встрече, происходившей в конференц-зале Командного центра Министерства юстиции.
Я знал Лоретту Линч с начала 1990-х, когда мы совместно в качестве прокуроров работали в Нью-Йорке над одним делом. Наркодилеры из Манхэттена, в отношении которых мы вели расследование, замышляли убийство федерального судьи в Бруклине, где она была помощником окружного прокурора Соединённых Штатов, так что мы объединили усилия по этому делу. Она была умным юристом и честным человеком, открытым для того, чтобы выслушать точки зрения других. В Командном центре Минюста я пояснил, что считаю, что мы достигли той точки, когда во время запланированного на 1 октября моего регулярного ежеквартального круглого стола с прессой мне следует подтвердить, что у нас открыто расследование в отношении электронной переписки Клинтон, о котором, в любом случае, уже знал весь мир, но не вдаваться в подробности.
Генеральный прокурор Линч согласилась, что имело смысл это сделать. Но затем быстро добавила: «Назови это ‘вопросами’».
— Зачем? — спросил я.
— Просто назови это ‘вопросами’, — последовал ответ.
В тот момент до меня дошло, что этот вопрос терминологии был поразительно схож с борьбой, которую в июле развернула кампания Клинтон против «Нью-Йорк Таймс». С тех самых пор команда Клинтон применяла множество эвфемизмов, чтобы избежать использования слова «расследование». Похоже, генеральный прокурор направляла меня придерживаться той стратегии кампании Клинтон. Её «просто делай так» в ответ на мой вопрос указывало, что у неё нет юридических или процедурных обоснований своей просьбы, по крайней мере ни одного, основывавшегося на нашей практике или традициях. В противном случае, полагаю, она бы так и сказала.
ФБР не занимается «вопросами». Этот термин ничего не означает на нашем языке, и утверждать обратное означало вводить в заблуждение. Вероятно, это была ошибка, что я не настоял на своём. Но в тот момент я решил, что её просьба была слишком пустяковой, чтобы спорить, особенно в своей первой схватке с новым боссом. К тому же, я был уверен, что в любом случае пресса и общественность совершенно не проводили различия между «вопросами» и «расследованием». Возможно, она тоже это знала. Я знаю, что участники нашей встречи от ФБР считали её просьбу откровенно политической, когда мы впоследствии говорили об этом. Так же, как и по крайней мере один из старших руководителей Линч. Джордж Тоскас, тогдашний человек номер три в Отделе национальной безопасности министерства, который мне нравился, улыбнулся команде ФБР, когда мы покидали зал, и саркастично произнёс: «Ну, теперь вы Федеральное Бюро