Ни фамилия женщины, ни время, на которое у меня было намечено свидание с нею, ни о чем мне не говорят.
В полуоткрытую дверь просовывается голова Питера. Он отрывает меня от моих умственных усилий.
– Привет! Как ты тут? В порядке?
Я разглаживаю рукой свое платье. Оно еще слегка влажное, зато стало полноценно цветным: такая мозаичная россыпь рубиново-красных и светло-серых пятен. Впрочем, общий вид пока еще вполне презентабельный. Такое впечатление, что пятно появилось строго на своем месте и вино пролили намеренно.
– Все в порядке! – отвечаю я, поднимаясь с кресла. Опираюсь на протянутую руку мужа и вместе с ним возвращаюсь к заждавшимся гостям.
* * *
Часа через три гости потихоньку начинают расходиться. Один за другим тянутся на выход. То и дело хлопают парадные двери, и очередная порция гостей растворяется в темноте, среди ночных улиц Нью-Йорка. Я устала сверх всяких сил. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. С ужасом думаю о том, как доберусь самостоятельно до такси. Конечно, рядом будет Питер! Но бог мой! Я же не могу ступить и шагу!
– Все это для нее чересчур! – фыркает мама на Рори, как всегда, не обращая внимания на то, что я рядом и прекрасно слышу каждое ее слово.
– Но это же твоя затея! – немедленно огрызается моя сестра. – Разве не ты первая предложила?
А я в эту минуту желаю лишь одного: чтобы они обе немедленно заткнулись и позволили мне устроиться на ночлег прямо здесь, на одной из скамеек. Например, под картиной Антонио Молинеро «Натюрморт с фиолетовым стулом». Это художник, которого Рори откопала в прошлом году где-то в Барселоне. Свет в опустевших залах галереи слепит мне глаза до рези в зрачках. Слишком много белого, слишком много ярких красок вокруг, все на контрастах, все блестит и переливается. Все хиппово, и все неправда. Один вымысел и фантазии. Я чувствую, что не могу больше находиться здесь ни одной минуты. Если бы у меня осталась хотя бы капля сил, то, возможно, я употребила бы ее на то, чтобы новая Нелл отругала бы старую Нелл за это острое желание побыстрее отсюда смыться. Но так как сил уже нет никаких, то я просто откидываюсь на спину и кладу голову на скамейку из плексигласа, но при этом случайно задеваю подвернувшийся под ногу пластиковый стаканчик с вином.
– Между прочим, я еще здесь! Лежу прямо перед вами! А потому прекратите говорить обо мне так, будто меня тут нет! – неожиданно для себя вспылила я.
– Конечно, конечно, дорогая! Мы просто пытаемся решить, что для тебя сейчас будет лучше, – растерянно бормочет мама и опускается передо мной на колени, чтобы затереть на полу образовавшуюся лужицу.