И все же, если не вернется в Принстон — потеряет свою студенческую отсрочку. Это будет означать призыв, а поскольку служить в армии он откажется, если и когда его призовут, то призыв будет означать тюрьму.
Другой колледж? Не такой дорогой? Но какой — и как, во имя всего на свете, ему организовать перевод, если у него осталось так мало времени?
Он понятия не имел, что ему делать.
Определенно было только одно: его больше не желали. Они решили, что он никуда не годится, и дали ему пинка.
7.1
Вернувшись из Флориды, он сложил свои вещи и переехал на четыре квартала южнее в квартиру на Западной 107-й улице между Бродвеем и Амстердам-авеню. Две комнаты плюс кухня за чрезмерную, но вполне доступную сумму в сто тридцать долларов в месяц (есть свои преимущества в том, чтобы иметь деньги в банке), но хоть и предпочитал он жить без соседей в квартире и радовался, что населенные призраками интерьеры Западной 111-й улицы остались позади (необходимый поступок), спать одному было трудно. Верхняя подушка оказывалась либо слишком тверда, либо слишком мягка, нижняя — либо слишком плоска, либо слишком комковата, и каждую ночь простыни царапали ему руки или закручивались вокруг ног, а поскольку рядом с ним больше не было Эми, чтобы убаюкать его до дремы безмятежными волнами своего дыхания, мышцы никак не расслаблялись, легкие отказывались притихать, и не удавалось притормозить ум, чтобы тот не несся со скоростью, производящей пятьдесят две мысли в минуту, по одной на каждую карту в колоде. Сколько сигарет выкурено в половине третьего утра? Сколько стаканов красного вина выпито за полночь, чтобы утишить тряску и вынудить веки смежиться? Почти каждое утро болела шея. Днем колики в животе. Вечером одышка. И утром, и днем, и вечером — сердце, бившееся слишком часто.
Дело уже было не в Эми. Лето он провел, примиряя себя с фактом их разлуки, с неизбежностью того, что расстались они насовсем, и больше не винил в этом ее — и даже себя не винил. Они двигались в разные стороны почти год, и рано или поздно связка, что держала их вместе, просто обязана была порваться. Она и порвалась, да таким громким и могучим был щелчок, что звук разнесся по всей стране. Калифорния. Бедствие дальней Калифорнии, и с начала мая — ни единого слова от нее или о ней: ноль обширный, как дыра в небесах.
В те мгновения, когда Фергусон бывал крепче всего, ему удавалось рассказывать себе, что все к лучшему, что тот человек, каким стала Эми, уже не был тем, с кем он мог бы или хотел бы жить, а потому незачем ни о чем сожалеть. В те же, когда бывал слаб, он скучал по ней, скучал так же, как ему не хватало своих двух отсеченных пальцев после аварии, и теперь, когда Эми больше не было рядом, часто возникало ощущение, будто у него украли какую-то другую часть тела. Когда же он стоял посередине между собственными крепостью и слабостью, он молился, чтобы пришел кто-нибудь, занял соседнюю половину его кровати и вылечил его от бессонницы.