Интимная связь у нас с Тристаном случиться не могла — в этом вопросе я была непоколебима. Я не хотела, чтобы он увидел меня без одежды; так что между нами всегда была черта, преступить которую я бы не смогла. Все, чего я хотела, — это чтобы он желал меня, прикасался ко мне. Иногда он держал меня за руку. Однажды я задремала на диване рядом с ним, прислонившись щекой к его белоснежной футболке, и он приобнял меня. Я жаждала большего — хотела, чтобы он поцеловал меня. Хотела, чтобы он хотел.
Но мечты остались мечтами. Тристан сказал, что мы не можем больше дружить, что это «невыполнимо». Мы вместе стояли на границе того чудесного мира, места желаний и прикосновений, но в последнюю секунду он отступил. «Ты не для меня», — пробормотал он, а потом и вовсе перестал со мной разговаривать.
Наша дружба закончилась, а он стал встречаться с девушкой, которая ходила со мной на курс истории. После нескольких месяцев дружбы со мной и создания чего-то, что так и не воплотилось в реальность, с той девушкой они сразу же начали держаться за руки, гуляя по кампусу, и целоваться у всех на виду и предаваться ласкам за закрытыми дверьми, ласкам, о которых я могла только мечтать. Это положило начало моему расстройству, которое достигнет апогея через пару недель, когда моя мама приедет в кампус, а доктор выпишет мне Y, но тогда я еще об этом не знала.
В самом начале нового семестра, в январе, я зашла в студенческую больницу во время сильного снегопада. Я предощущала, что со мной случится что-то плохое.
— Мне нужна помощь, — обессиленно прошептала я служащей в регистратуре. Она спросила, что со мной, но я не смогла найти слов.
— Ну? — равнодушно буркнула она; за мной уже образовалась очередь.
— У меня кровотечение, — выдавила из себя я.
Это было ложью, но описывало мою придавленность лучше, чем что-либо, что я могла придумать.
Ожидая приема, я думала, что все еще могу встать и уйти, но не знала, куда мне еще пойти. Мои друзья, может, и хотели бы помочь, но я не могла рассказать им о своих страданиях, они бы не поняли. Ведь между мной и Тристаном ничего не было; друзья сочли бы все ерундой. Но то, что мы с Тристаном были просто друзьями, было отнюдь не самым худшим. Между нами была черта, грань. И именно из-за этой грани я сокрушалась больше, чем из-за потери Тристана. Эта грань всегда будет здесь, даже когда Тристан останется в прошлом.
В смотровом кабинете я накинула на обнаженное тело больничную рубашку, медсестра взвесила меня и измерила давление. Пришел врач, послушал сердцебиение и помог правильно расположиться на столе для осмотра. Он ощупал грудь, там, где я представляла, меня бы трогал Тристан. Потом он сказал что-то малопонятное о шейке матки и раздвинул ноги. Я всегда избегала гинекологических осмотров, слишком смущаясь того, что мои интимные места будут на виду у других людей. Я приподняла голову и выдохнула: «Подождите».