Грозный, пытаясь осмыслить ответ и свою вину перед сыном Давидовым, а также перед Архангелом Михаилом, тяжко вздохнул и спросил главное:
— Ты, Божий человек, нынче говорил рабу моему Басманову, что мне де жить осталось недолго? Так ли это?
Викентий скорбно опустил голову:
— Да, великий Государь. И признаюсь тебе, что именно сия причина и позвала меня в дорогу. Прежде чем ты отойдешь ко всем святым, я возжаждал насладиться зрелищем — захотел зреть тебя, мудрого и непобедимого.
Иоанн Васильевич побледнел, пожевал губами, как он это всегда делал во время сильного волнения.
— Не безумие ли говорит в тебе? Или это ухищрение бесовское?
— Нет, великий Государь, это говорят звёзды! Следующий год — тысяча пятьсот восемьдесят четвертый от Рождества Христова, год планеты Меркурия, ещё незабвенный учитель мой, мудростью которого я всегда восхищаюсь, Клавдий Птолемей определил Меркурия как планету мудрости, военного порядка, суровости. Но ежели против сей планеты обозначится кровавая звезда Тодес и своим лучом укажет на город, где благоденствует могущественный царь, то сей царь спустя двести двадцать два дня отдаст душу Богу.
— И что же?
— А то, что за тобой смерть. Государь, явится семнадцатого марта следующего года.
Иоанн Васильевич скорбно поник. Притихли и окружающие.
Годунов покачал головой:
— Враки, поди!
— Государь наш проживет ещё долго, — поддержал его Басманов.
Викентий развел руками:
— Сие не от себя реку, эти предсказания зиждутся на твердой основе — называется наука астрология.
Иоанн Васильевич ничего не возразил. Последнее время что-то случилось с ним. Все чаще, и не только во сне, но и наяву, он видел лица тех, кого не пожалел, лишил жизни: и стременного Никиту Мелентьева, и царицу Марию Долгорукую, и её брата Петра, и сокольничего Ивана Колычева и многих, многих других. Все они являлись в самом страшном виде: окровавленные, изувеченные, с выбитыми зубами и пустыми глазницами.
Он пытался глушить эти видения пьянством, но старый, ослабленный дурной жизнью организм уже не принимал алкоголь. Головная боль сделалась постоянной, мёртвые лица теснились перед ним, выкрикивали: «Нас убил, убей и себя!»
Государь на коленях полз к образам, бросал до тысячи поклонов и час, и два плакал над собою. И уже ничего не тешило, уже жизнь и впрямь опротивела.
Но теперь, когда волхв предсказал скорую смерть, желание жизни вновь проснулось, и смерть, тление сделались нестерпимо ужасными. Государь хотел отпустить волхва, но Годунов сказал:
— Если ты, Божий человек, не врёшь, то тебе опасаться нечего. Но коли понапрасну смущаешь Государя света, то мы тебя сожжём на костре. Посему оставайся во дворце, дожидайся предреченного тобою срока.