Я думала, как поведет себя ее муж. И почему он ей не помог? Возможно, ему самому это все надоело?
Как выяснилось, дело было вот в чем. Когда я пришла проведать Минди в больнице, мы с ней поговорили по душам.
— Я выгнала его. Он забрал детей, — поведала она мне, переводя дыхание между приступами истерического плача. — Мне конец. Моя жизнь испорчена. А я только продолжаю все портить. И не знаю зачем. Эллен устроила меня на эту работу по старой дружбе, но даже не позвонила узнать, как я. Наверное, работы у меня теперь тоже нет…
Я покачала головой. Мне самой не верилось; наверное, виноваты были гормоны, бушующие в моем беременном теле, но я всем сердцем переживала за Минди. Я хотела дать ей еще один шанс, надеясь, что тот монстр, который бродил по коридорам «Нестром» в припадках паранойи, не был настоящей Минди. А вот эта несчастная, разбитая женщина на больничной койке как раз могла ею быть. И она заслуживала еще один шанс.
— Ты отличный выпускающий редактор, — сказала я ей и не соврала. — Но тебе нужна помощь. Ты должна очистить свой организм от наркотиков. И я хочу пойти тебе навстречу.
Она широко раскрыла глаза, будто бы взору ее предстало несусветное чудо.
— Но я так ужасно вела себя с тобой…
— Надеюсь, твое поведение в последнее время связано с наркотиками, — сказала я. — Поэтому ты сможешь вернуться к работе, когда пройдешь курс лечения и станешь настоящей Минди.
Она была так благодарна мне, что вновь разрыдалась. Минди сдержала слово и отправилась в реабилитационную клинику. Но по мере того как она отстраивала заново свой мир, мой мир постепенно рушился.
Я была на восьмой неделе, и все, чего мне хотелось, — это остаться дома и спать. Однако я продолжала редактировать статьи, встречаться с прессой, посещать модные показы — и все потому, что боялась накликать на себя гнев Эллен. Который последовал бы незамедлительно, стоило мне снизить общественную активность. Но дело было не только в Эллен. Теперь, когда я готовилась родить ребенка, мне хотелось, чтобы «Джилл» превзошла саму себя.
Только вот выпускающего редактора у меня не было. Заместительница Минди проявляла недюжинное усердие, пытаясь разгрести завалы, оставленные той на тридцать дней реабилитации. И напряженный ритм уже сказывался на всех поголовно.
Я часто задаюсь вопросом: а что, если бы я поступила иначе и поставила интересы женщины Джилл выше интересов одноименного журнала? Что бы это изменило? Врачи уверяют, что ничего нельзя было исправить. И все-таки я не могла избавиться от чувства вины за происшедшее.