Руки Тилль, дрожа, коснулись её щёк, обвились вокруг шеи объятиями. Губы почти соприкасались, но Зира её мягко отстранила.
— Не нужно.
— Не знаю, кем надо быть, чтобы отталкивать женщину, которую любишь, когда она хочет тебя поцеловать, — с горьким смешком простонала Тилль.
— Мне ни к чему поцелуй любимой женщины, которая не любит меня. — Глаза Зиры оставались пристально-светлыми, суровыми, хотя руки поддерживали Тилль мягко, рыцарски-бережно и учтиво.
— Даже если мы больше не увидимся? — Сладкое исступление накрыло Тилль, она вцепилась в Зиру крепко — не оторвать.
Губы Зиры коснулись её лба — целомудренно и сдержанно.
— Мне пора, прости. Тебя отвезут. Все бумаги на жильё и должность уже готовы, тебя ждут. Работа лёгкая — в конторе с документами. Не нужно тебе на фабрику, не твоё это, слишком тяжело. С продовольствием тут получше. Чай всегда у тебя будет.
Воздушное судно поднялось и унесло Зиру.
От лёгкой работы на душе было не легче. Тилль пробовала снова взяться за кисть, но получалось что-то страшное, тоскливое, пропитанное смертью, а не светом. Она никому не показывала этих картин.
Новая осень принесла победу над врагом. Как и многие, Тилль вернулась в родной город, от которого мало что осталось. Её дом был повреждён, но если забить досками дыру — можно жить.
Стена, на которой она когда-то нарисовала зверя, осталась невредима каким-то чудом. И осенней ночью, в свете фонаря, Тилль нарисовала на том же месте маленькую девочку — с волосами, как у себя, и глазами, как у Зиры. Если чёрного волка, как ей казалось, она просто впустила сюда из каких-то иных пространств, то дочку себе она творила сознательно, вдыхая в неё жизнь.
Её шею обняли тёплые ручонки, а голосок сказал возле уха:
— Мамочка...
— Пошли домой, моё солнышко, — сказала Тилль, подхватывая малышку на руки.
Погожим осенним днём Тилль возилась в своём крошечном садике у дома, где она выращивала ярко-оранжевые ребристые тыквы, а малютка Зейна рассматривала картинки в книжке со сказками. Это было очаровательное дитя, золотоволосое и пухлощёкое, с розовыми губками бантиком. Обернувшись на звук шагов, Тилль увидела идущую по дорожке Зиру — в мундире с орденами, с круглой стриженой головой. Она шагала, поблёскивая на солнце сапогами и наградами. Уронив садовую лопатку, Тилль шагнула навстречу и уткнулась лицом в грудь. И, не спрашивая разрешения, стала покрывать лицо Зиры быстрыми чмоками.
— Полегче, милая, — усмехнулась та. — Я не говорила, что мне нужны твои поцелуи.
— Зато мне нужны твои, — подставляя лицо осеннему солнцу и щурясь, сказала Тилль.