Шеф неопределенно крутнул головой. Слова не шли.
- Тысяча для нашего города норма, ведь правда, брат?
Шеф-секуратор обреченно кивнул.
- Он еще кивает! - завизжал Живоглот. - Нет, ну каково хамство!
- А какое сегодня число? Ты, может быть, и это позабыл тоже?
- Второе сегодня, - безнадежно ответил шеф.
- Месяц какой?
- Декабря... второе.
Папа Зануда нервно дернул щекой.
- Вот видишь, брат? Второе декабря - и уже девятьсот восемьдесят четыре тяжких. Ты разве не понимаешь, что шестнадцать тяжких почти на месяц - это даже для одного дома не слишком много, не то что для города?
Шеф-секуратор опять промолчал. Он только умоляюще посмотрел на Папу.
- Понимает он, прекрасно он все понимает! - заходился от ярости Живоглот. - Ха-ха, я такой наглости просто даже себе и не представлял.
- Заткнись, - сказал Папа немножечко другим тоном.
Живоглот для вида похорохорился, проворчал под нос: "Не понимает он, как же, так ему и поверили", - и послушно заткнулся, выжидательно, впрочем, глядя на шефа светлыми базедовыми глазами.
- Так почему ж ты молчал?
Шеф-секуратор виновато откашлялся.
- Разве скажешь тебе такое? У тебя, Папа, характер очень крутой - сто раз подумаешь, пока соберешься чего-нибудь неприятное сообщить.
- Хам! - выдохнул Живоглот.
- У меня, брат, характер исключительно мягкий, - заметил Папа Зануда, - все время убытки терплю через свою доброту. Я прощать люблю, я слишком много прощаю, вот где моя беда, брат.
- Мягкий - не то слово, - подхватил живоглот. - Преступно мягкий! Вот так, прямо тебе скажу. Ты только посмотри, до чего дошло, он кивает еще! Прощаешь и прощаешь, и конца прощения нет!
- Анжело, - сказал Папа Зануда. - Я тебе уже советовал замолчать. На сковородку захотелось?
У него была такая привычка - жарить проштрафившихся подчиненных на сделанной по специальному заказу сковороде. Те называли ее между собой ласково - Человечница.
- Я очень добрый, - заключил Папа Зануда. - И только потому, брат, я тебя не наказываю, а разговариваю с тобой. Ты деньги от меня за что брал? За то, чтобы мне же в спину ножик всадить?
- Папа! - взмолился шеф-секуратор, изо всех сил превозмогая желание упасть на колени (хорошо еще, стол мешал). - Но ведь не я же все эти тяжкие совершил! Что же на меня-то? Разве я виноват в твоей августовской ссоре с бандой Эферема? Ведь оттуда большинство тяжких пошло! Сам вспомни, война какая была! Не город был - Австерлиц!
- Аустерлиц, - машинально поправил его Папа Зануда.
- Неучей держим в секуратории, - пробурчал Живоглот про себя как бы. Географии даже не знают.