— Кто знает. Може, сразу на амбар с серебром нарвёмся! Неспроста же люди брехали...
— Тоже, держи карман шире! Нарвёшься ты на амбар с серебром!.. А вот ежели из пушнины что перепадёт, так это, пожалуй, дело возможное. Да и тут плоха надежда на поживу...
— Что ради?
— А ведаешь ты воеводу нашего, князя Фёдора свет Давыдовича?
— Ведаю.
— Ну, то-то и оно-то, коли ведаешь! Это, брат, не Рупо-князь. С ним шутки плохи. Не даст он нам волюшки похозяйничать в стране вражеской. Не допустит до животов пермянских... А чего бы, по-моему, жалеть лесовиков поганых, которые как звери живут?..
— Нишкни ты! Нельзя пермян лесною поганью обзывать, ибо они люди крещёные тоже...
— Крещёный крещёному рознь. А пермяне такие же крещёные, как татарва степная!..
Разговоры ратников были прерваны рёвом воинской трубы, раздавшейся где-то впереди, в глубине дремучего леса, куда уходила тропинка. Это была не московская труба, звук был совсем особенный, непохожий на военные сигналы москвитян... На минуту произошло замешательство. Передние ряды остановились и запрудили узкую дорогу, задержав дальнейшее движение всей рати.
— Готовься к бою! Готовься к бою! — кричал какой-то начальный человек, протискиваясь через воинов. — Враг недалече, кажись!..
— По бокам раздайся, братцы! По бокам раздайся! — загремел мощный голос Пёстрого, ехавшего непосредственно за передовым отрядом. — Неужто оробели вы? Чего вы там затомошились?.. По бокам, по бокам раздайтесь, голубчики, по обе стороны рядами протянитесь! А потом и посмотрим мы, чего нам делать придётся...
Воевода был спокоен и хладнокровен, как всегда, выкрикивая свои приказания, звонко разносившиеся по лесу. Порядок был скоро восстановлен. Ратники раздались по сторонам и длинною цепью потянулись вправо и влево от дороги, чтобы очистить возможно большее пространство. Страха никто не чувствовал. Все радовались, что, наконец, добрались до средоточия Пермского края, встречавшего незваных гостей не хлебом-солью, а каким-то угрюмым молчанием, показывающим недружелюбие его обитателей.
Труба снова повторилась, на этот раз уже в самой непосредственной близости от москвитян, ожидавших, что будет дальше. Пёстрый проворчал вполголоса:
— Это, кажись, не призыв бранный. Наверное, говорить они с нами желают. Надо и нам потрубить в ответ, коли так. Трубни-ка, брат! — кивнул он ближайшему ратнику с огромным рогом за плечами. — Пускай поближе подходят без опаски.
Трубач не заставил себя ждать. Пронзительно взвизгнула московская труба и наполнила воздух переливчатым рокотом, лишённым задорных воинственных звуков, свойственных ей в минуты боя, когда стараются придать сигналам возможно свирепые тона.