Аллан взял ведро, которое протягивал ему Док, и осторожно попробовал воду, Она была прохладной и свежей на вкус, во всяком случае по сравнению с той тепловатой противной жидкостью, что хранилась в их пластмассовой канистре.
— Сколько я тебе должен за воду? — спросил Аллан.
— Что?
— Что ты хочешь получить в уплату за воду?
Еще на прошлой неделе вода была чем-то само собой разумеющимся, и о ней приходилось думать лишь в тех редких случаях, когда ее временно перекрывали из-за каких-то неисправностей. Теперь же доктор Фишер предлагал им нечто столь грандиозное, что за такую услугу нельзя было не предложить чего-то взамен. Вода была главным в их жизни. Дать воду — означало дать средство к существованию номер один.
— Никакой платы не нужно...— Глядя на обоих молодых людей, Док никак не мог заставить себя потребовать с них что-либо за воду; он был мягкосердечен, непозволительно мягкосердечен несмотря на усталость и годы, проведенные здесь, на Насыпи.
— Ты обязательно должен получить что-нибудь за воду!
— Так-то оно гак...
Вероятно они бы еще долго упражнялись в прекраснодушии, если бы не Марта, которая вмешалась в их разговор и сразу решила все дело. Она последовала за ними, словно ей жаль было расставаться с этой скромной молодой парой, что так внезапно явилась сюда из внешнего мира, того мира, о котором она вспоминала с тоской и которого ей так недоставало ежедневно и ежечасно все эти годы. Потому что она-то попала сюда не по доброй воле...
— Доктор Фишер не любит брать плату за свои услуги,— сказала она ехидно.— Так было всегда. Так было и в Свитуотере, когда он делал аборты. Он, видите ли идеалист и не мог потребовать приличной платы даже за те свинские дела, которыми ему приходилось заниматься...
Выплеснулась через край давно накопившаяся горечь, та. которую она прятала га полуопущенными веками глаз, когда они сидели в комнате и пили чай; жизнь превратилась для нее в скрытую войну против «несчастных обстоятельств», вынудивших ее вести подобный образ жизни, даже против мужа, хотя она прекрасно знала, что война проиграна и ей суждено умереть здесь, на Насыпи.
— Спросите у него, почему ему пришлось оставить хорошую практику в городе, почему его выгнали из ассоциации врачей, почему он вынужден был поселиться на городской свалке. А потому, что был слишком гордым и не пожелал признать, что совершил ошибку...
— Послушай, Марта, что ты говоришь?
Огорченный яростными обвинениями жены, Док попытался возразить, однако ошеломленный силой, вдруг проснувшейся в этом согбенном теле, совсем растерялся: