— Ничего. Надеюсь, я ему просто не понравился.
— А что может быть хуже?
— Судя по выражению его лица, я вообще был не к месту.
— Да он просто злой с дороги!
Я накинул куртку, и мы попрощались. Между нами повисла какая-то неловкость. Словно внезапное появление ее отца что-то расставило по местам.
Она позвонила мне утром, перед школой.
— Ты забыл в подушках свой плеер.
— Я это понял еще вчера.
— Я слушала до утра все твои песни, — ответила она словно сквозь толщу сна.
Я рассмеялся.
— Ты не осатанела?
— Немного. Но хотелось понять, что тебя окружает, когда ты в этих наушниках. У тебя нет ни одной веселой.
Я прижимал трубку к уху плечом, на ходу застегивая толстовку. С кухни доносился голос мамы, говорящий, что я опоздаю.
— Веселая музыка слишком незамысловатая…
— Но… — продолжила она, не слушая меня, — я не нашла и ни одной по-настоящему грустной песни.
— Ну, если это не депрессивная музыка, тогда я не знаю, что тебе надо…
— Вот именно, — все так же, в полусне, заметила она. — Это депрессивная музыка. Но не печальная. Нет ничего грустнее, чем песня Мадонны «The power of good-bye[2]». Понятно тебе?
С этими словами Алина отключилась. Наверное, решила досыпать. Ей в понедельник надо было только к десяти. Я поразмышлял над ее словами и отправился в школу.
Я уже давно не слышал звуков улицы и то, как сквозь рев машин поют птицы.
Однажды я попробовал поговорить с Алиной о Саше. Не знаю, почему мне это взбрело в голову. Хуже темы для разговора с девушкой не найти, но непроизвольно я начал вспоминать об этом в один из наших вечеров.
Мы встречались в кафе, шатались по торговому центру или по моим страшным местам. Но этот разговор произошел у нее дома. Судьба опять крутанула барабан удачи, отправив ее многочисленных домочадцев к кому-то в гости.
Невольно мы словно превратились в скульптуры самих себя, застывшие в тот момент, когда в прошлый раз пришел ее отец. Она полулежала на мне, я устроился между подушками, а за окном растекался тусклый вечер. В комнате горел один странный торшер, который я за форму абажура прозвал «Пикачу».
Сначала говорила она. В какой-то момент я отключился. Это произошло в промежутке между моим молчанием, растекавшимся в кусочке окна небом и ее словами. Открылась другая реальность, о которой я почти забыл.
Как наяву в игре темных пятен над головой привиделись пальцы Саши.
«Эй, смотри, он изображает театр теней…» — прозвучало где-то рядом.
Призрачно всплыл тот день на озере. А сейчас над моей головой Саша складывал никогда не сказанные слова.
«Ты не уйдешь, — думал я, — ты все еще здесь, потому что во мне остался твой образ».