Если предположить, что эта родинка Дитты происходит от шрама, вызванного старой травмой на голове Кристин, это делает данный случай необычным, но не уникальным. По меньшей мере в трёх других случаях — Дорабет Кросби, Дженнифер Поллок и Леха Пала Джатава — у родинки или родового дефекта исследуемого была связь с какой-то раной предшествующей личности без смертельного исхода.
Временной промежуток, почти в 19 лет, между смертью Кристин и рождением Дитты является одним из самых продолжительных в случаях перерождения в одной и той же семье, изученных в Университете Виргинии.
Краткий обзор случая и его исследование
Марья-Лииса Каартинен родилась 22 мая 1929 года в Хельсинки, Финляндия. Её отец умер, когда ей было три года; я так и не узнал, ни как его звали, ни чем он занимался. Её мать, Салли Каартинен, была почти единственным источником информации по данному случаю.
Марья-Лииса начала говорить, когда ей был примерно год. Когда ей было около двух лет, она начала делать заявления и демонстрировать поведение, убедившее её мать в том, что в ней переродилась старшая дочь в этой семье, Ева-Майя, умершая за шесть месяцев до рождения Марьи-Лиисы.
Об этом случае мне сообщил доктор Карл Мюллер из Цюриха, Швейцария. Он встречался с Салли Каартинен в Хельсинки в 1959 году, и тогда она рассказала ему о случае своей дочери. Впоследствии она прислала ему рассказ об этом случае в письме, которое он показал мне. Осенью 1963 года я приехал в Хельсинки и 3 сентября долго беседовал с Салли Каартинен. Она не говорила по-английски, зато этим языком владела её дочь, Марья-Лииса, которая переводила для нас[52].
Салли Каартинен сохранила записи о заявлениях и поведении Марьи-Лиисы и во время нашей беседы заглядывала в них. Позже я попросил дать мне на время эти заметки или предоставить их перевод. Согласие я получил, но ни записей на время, ни их переводов так и не дождался, а потом эти заметки и вовсе потерялись, когда Салли Каартинен переехала на новое место жительства.
У Марьи-Лиисы был брат, Анти Каартинен, который был на семь лет старше её. Я подумал, что он мог помнить какие-то заявления Марьи-Лиисы и что-то необычное в её поведении в детстве. Во время моего приезда в Хельсинки в 1963 году я коротко переговорил с ним по телефону. Тогда он уже ничего не помнил о заявлениях и поведении Марьи-Лиисы, хотя и припоминал услышанные им позже рассказы своей матери об этом её друзьям.
Позже я обсуждал с Салли Каартинен в нашей переписке с ней некоторые подробности этого случая. Марья-Лииса переводила и печатала для меня её письма. В 1978 году я снова был в Хельсинки и ещё раз встретился с Марьей-Лиисой, но не с её матерью. Больше я её не видел.