Затем возникла другая сцена, явно спустя много дней. Его взору открылась большая каюта с низким потолком и с видом через окна в корме корабля. В каюте были старшие офицеры, стоящие вокруг двух или трёх сидящих за столом, на котором было разбросано много морских и сухопутных карт. «Б», хотя и был очень молод, судя по всему, имел высокое положение и воспринимался как ровня этим другим… Особенно запомнилась одна карта с фарватером какой-то реки.
За этой сценой сразу последовала следующая. Ощущение сильной жары, угнетённости, влажности, депрессии и усталости от таких условий. Возникла большая, дощатая и бедно обставленная комната с низким потолком, через открытые двери и окна которой была видна узкая галерея или длинная палуба, а за ней простиралась гладь воды, тускло блестевшая в ночи сквозь заросли тёмной растительности. Большая баржа с рубкой почти по всей её длине, пришвартованная к поросшему буйной растительностью речному берегу; было душно и влажно, одолевали москиты; ощущались усталость, томительность и безнадёжность положения. А хуже всего была жара. Показались хмурые старшие офицеры, по большей части ослабленные болезнью и растущим безразличием от ощущения того, что о них забыли; было видно, что эти утомлённые люди основательно потрёпаны, что их поход завершён и что теперь они только и ждут, когда же о них наконец вспомнят.
Всё это «А» узнавал, мгновенно считывая мысли «Б». Он знал теперь и внешность «Б». Тот был высок, широкоплеч, с необычайно развитой мускулатурой и тёмными волосами, от природы энергичный.
Казалось, что теперь «Б» был главным действующим лицом на сцене, хотя рядом с ним находились старшие офицеры, превосходившие его и годами. Видимо, только он оставался всё ещё полным сил и пытался преодолеть апатию других, увлекая их игрой «толкни монетку» на новый лад: с людьми вместо монет. Несмотря на то, что в комнате толпились люди, их теснили, чтобы было больше места. Каждый брал короткий разбег до отметки на полу и старался скользить как можно дальше по палубе, место окончания скольжения отмечалось мелом. Конечно, от такого занятия становилось ещё хуже от почти невыносимой духоты и жары, но это развлечение было хотя бы новым и потому на какое-то время отвлекающим от скуки, поскольку увлечённость этим утомительным состязанием помогала отключить ум с постоянно вертевшимися в нём мыслями: «Ну когда же они вспомнят о нас? Когда мы отправимся домой?» И всегда удушливая жара, москиты, высокие тугие воротнички и ощущение того, что о нас забыли, почти переходящее в отчаяние.