Очнувшись от дремы и уже трезво глядя перед собой, Егор вдруг ясно осознал, что промашка с Катьковым была только его, и ничья больше. Причем, Катьков, может, и углядел даже то, как Воробьев с интересом косится на Настю, невольно оглядывая ее крепкое тело, и точно в этот момент попросился, не решившись больше откладывать побег. И если б голова Егора была занята им, Катьковым, он не допустил бы того, что отправил атамана с одним Семеновым. Даже уловка-то была наивная и не раз уже употребляемая бандитами: то уборная, то баня, но здесь подвело еще и то, что Воробьев без единого выстрела захватил живьем всю банду. Неожиданная победа вскружила голову, и он профукал самое главное.
Теперь Сергеев ходил мрачный, с ним здоровался сквозь зубы и, дабы уязвить Егора сильнее, отстранил не его, а Семенова, заведя на него особый допросный лист, который вместе со своим рапортом по ликвидации банды Катькова отослал в Свердловск ПП, полномочному представителю ОГПУ по Уралу Свиридову.
Егор попробовал было возразить и взять все на себя, но Сергеев оборвал его, заявив, что есть для этого дополнительные интересные детали, а на него, Воробьева, Сергеев уже наложил взыскание в виде выговора и что, как только эта копуша Антонина отпечатает приказ, Сергеев также пошлет его ПП в Свердловск. На том разговор и окончился.
Егор поднялся из-за стола, за которым дремал, зевнул, сладко потянулся, привстав даже на носки. Поежился, сбросив с себя озноб. Дрова в печке давно прогорели, а вьюшку закрыть он забыл. Теперь, задвинув ее, Воробьев подумал, что не грех будет протопить снова, зима хоть и отходила, но спуску не давала, заворачивая под тридцать. Егор выскочил в коридор, снял гимнастерку, оставшись в одной нательной рубахе. Вода в умывальнике замерзла, и он, разбив лед, плеснул ледяной водой на лицо. Щеки ожгло, Егор вытерся полотенцем, и они враз запылали.
— Мы красные кавалеристы, и про нас… — вдруг запел он и осекся: нет, не про него, не про него эта песня.
Лампочка горела слабым красноватым светом, подмигивала, и Воробьев, подойдя к ходикам, подтянул гирьку. Часы показывали пять утра, и за окном откуда-то сверху накатывала мутная синька.