– Потому что вы должны рассказывать свои истории. Включая и мою тоже. Если вам неприятно происхождение этих денег, сделайте вид, что я вроде бы меценат.
Ни один, ни другой ничего больше друг другу не сказали. Гузман взял деньги, Дардамель снова вернулся к прежней жизни, и они расстались. Они увидятся еще раз, но пока ничего не могут об этом знать.
Дардамель умрет через год. Покончит с собой.
А Гузман… Гузман влюбится.
Все только раз. Только один раз.
Такая была у Гузмана присказка. Он себе это правило выбрал и придерживался его последовательно и храбро.
Все только раз. Только один раз.
Он никогда не курил дважды один и тот же табак, никогда не поднимался дважды на одну и ту же гору.
Все только раз. Только один раз.
Он будет жить только раз и умрет только раз. И полюбит только раз. Только одну женщину.
Он встретил ее в единственном месте, где имело смысл повстречать свою любовь. Потому что Париж начала нового века, настоящий город-праздник, был готов с кем угодно поделиться жизненной силой. Двадцатый век начался множеством предзнаменований, люди были счастливы, и никто не различал примет грядущей войны. Казалось, началась эпоха мира и процветания. И как раз в Париже Гузман…
В этот момент город-праздник взорвался перед глазами Якоба Румана. Разлетелись вдребезги и Эйфелева башня, и Триумфальная арка, и собор Нотр-Дам. Грохот был такой, что в нем потонули все звуки. Доктор оказался в полной темноте, на земле. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы оправиться от изумления и понять, что он жив.
Снова затеплился свет, но шел он не от керосиновой лампы, которая разбилась о каменный пол. Это пленный зажег спичку. Они обменялись взглядами, и этого хватило, чтобы понять: оба в порядке.
Тогда Якоб Руман выскочил из пещеры разобраться, что произошло.
В ушах у него стоял свист, в глазах прыгали искры. Снаружи по траншее сновали люди. Якоб Руман вглядывался, пытаясь понять, откуда и куда они бегут. Многие просто неслись врассыпную, объятые паникой.
Он схватил за рукав какого-то солдата и рывком притянул к себе:
– Что случилось?
У того были глаза испуганного ребенка.
– Гора взорвалась, – пролепетал он.
– Где?
– Вон там, – показал он трясущейся рукой.
Якоб Руман его выпустил и влился в людской поток, который понес его в ту сторону, откуда слышались крики и плач. В узкой траншее солдаты налетали на него на бегу, словно их преследовал невидимый неприятель, и вопили:
– Нас атаковали!
Послышались ответные выстрелы и тут же затихли в ночи. Доктор как в трансе продвигался к центру всеобщего отчаяния и начал в темноте спотыкаться о мертвых.