Под эту музыку она танцевала со странным, интригующим незнакомцем, который благоухал табаком и теперь уже официально узнал, можно сказать, похитил ее имя. И танец давал ей возможность далеко убежать от формального мира, никуда на самом деле не деваясь.
– Вы скажете, как вас зовут, или я тоже должна отгадать ваше имя?
Он улыбнулся счастливой, блаженной улыбкой:
– Гузман.
Пленный загасил остаток сигареты.
– Наверное, нет смысла говорить, какой скандал разразился в последующие дни. Началось все с одиночных голосов, с мелких сплетен, а потом превратилось в тему горячих дискуссий. «Именно танго! – восклицали моралисты, благонамеренные и даже сам министр. – Париж был городом свободным, более того – символом свободы. Ну, пусть бы это оставалось в пределах кабаре, частных собраний или эксцентричного мира артистов. Но допустить такую провокацию в государственных кругах – все равно что развязать войну».
– И чем все кончилось?
– Ничем.
– Как так – ничем?
Доктор, казалось, был разочарован.
– После этого вечера оркестр, который исполнил танго, был распущен. Потом кто-то говорил, что видел некоторых из оркестрантов, игравших в дымных ночных заведениях Парижа.
– То есть их вроде бы как наняли только на один вечер Большого бала, приняв за уважаемых музыкантов.
– Да, но эту непроверенную информацию так никто никогда и не подтвердил, – подмигнув, уточнил итальянец.
Якоб Руман понимающе улыбнулся. Но его интересовало совсем другое.
– Как же все-таки Гузман угадал имя девушки?
– Этого никто так и не узнал, – словно извиняясь, поднял руки пленный. – Гузман никогда об этом не говорил. Думаю, он просто не хотел раскрывать секрет своего магического трюка. Иначе история утратила бы интерес.
– И после этого вечера Гузман добился любви девушки?
– Они с Исабель сразу стали счастливы, – признал пленный, словно в угоду доктору. – Они любили друг друга, но ни разу друг другу об этом не сказали. Просто знали, и все. Она стала сопровождать Гузмана в его необычных странствиях, в его поисках невероятных гор. И там, наверху, он смотрел на нее, как на все, что его окружало. И это их «вместе», это единение казалось ему истинным.
– И он ни разу не сделал ей предложения? Ну конечно же нет, – сам себе ответил доктор. – Гузман не мог домогаться такой милости, с его-то внешностью…
– Почему вы так уверены? На Килиманджаро Гузман преподнес ей шкатулку.
– Там было кольцо?
– Больше… Там была трубка.
– Трубка?
– Если быть точным, он сказал, что это была трубка обручения.
Якоб Руман не поверил:
– Теперь-то уж вы меня точно разыгрываете.