Мне поведение девочек до того понравилось, что я, азартный и любознательный по натуре, отказался преследовать уползавшего в ботву редкостно здоровенного, чёрно лоснящегося жука и готов был подбежать к ним и тоже поцеловать цветок. Однако я считал себя «почти что большим» и полагал постыдным проявлять «всякие там малышнятские» чувства перед кем бы то ни было.
Я с важностью подошёл к девочкам.
– А мы, Петя, цветок поцеловали! – похвастались они.
Я зачем-то принял, как мне казалось, взрослый вид: крепко сплёл на груди свои тонких косточек руки, а кулачонки сжал несколько пониже подмышек: ну, понятно – чтобы мышцы бугрились, как у настоящего мужчины. Да ещё широко, точно капитан – наверное, в каком-нибудь фильме видел – на палубе во время качки, расставил ноги. Получился мужчина, герой!
– Вам, малышне, только и остаётся, что цветочки целовать, – изрёк я, с натугой похрипывая голоском, как, наверное, мужик с простуженной глоткой.
Ах, какой я молодец! Пусть знают, что я им не ровня!
Однако внезапно я увидел дедушку. Он стоял, покуривая, в теньке возле телеги с сеном и заинтересованно поглядывал на нас. По-особенному пристально, с «хитреньким» улыбчивым прищурцем всмотрелся в меня и покачал головой, но едва заметно, этак «чутьчутошно». Постоял, помолчал и ушёл. Но его прищурца и чутьчутошного покачивания было вполне достаточно для меня, чтобы покраснеть и более ни слова не произнести.
Кажется, именно с того дедушкиного прищурца и чутьчутошного (наверное, оба слова оформлены грамматически неверно, но других вариантов – признаюсь честно! – пока не нахожу) покачивания я стал смотреть на него: я осознанно или невольно ожидал и искал этой его призрачной, деликатной оценки. Дедушка не то чтобы представлялся мне непогрешимым, без зацепочки, но как бы – ищу меткое слово – как бы отражателем моей души. Так, как, наверное, зеркало.
Догадываюсь, что он помогал мне сблизиться с самим собой. И теперь я хорошо знаю, что любой, даже самый падший человек, всю жизнь ищет себя – себя истинного, единственного, если хотите. Можно, думаю, считать большим везением, если появляется у нас бескорыстный, ненавязчивый и при этом верный наставник.
Но трудно рассказать, тем более крохотками, как же именно наставничал надо мной дедушка: его влияние происходило неуловимо и мимолётно и мало что ясно запомнилось мне в историях.
Однако один случай-крохоточку из того же далёкого детства более-менее отчётливо вижу. Дело было в дедушкиной столярке-сараюшке. Он, зажимая папироску губами и попыхивая дымком, склонился над верстаком, простругивая доску. Иногда брал её в ладонь ребром и, прижмуриваясь, определял, насколько она ровна. Я в праздном, но нетерпеливом ожидании стоял поблизости и наблюдал за его действиями. В его сараюшке, к слову, я бывал частенько и охотно: тянуло меня к ручной работе, и теперь, благодаря дедушке, я могу и плотничать, и столярничать. Дедушка поручал мне какое-нибудь немудрёное дельце или вместе со мной что-нибудь мастерил.