– Ничего страшного, – отмахнулся сын, воспалённо вглядываясь в снежно светящийся лист бумаги. – Неси, неси же сюда! А то я вот-вот умру от голода!
Принесла мать на плотно уставленном подносе, повздыхав.
Хлебнёт Илья ложкой щей, откусит от утреннего разогретого пирожка – нанесёт штрих-другой на лист. Сощурясь, вглядывается, вглядывается в нарождающийся на этом белом сиянии листа рисунок. Мать присела на краешек стула напротив – любовалась сыном, ликовала сердцем. Чуть ли не на цыпочках вышла в зал, вынула из-за шкафа картонку, сказала издали, от самого шкафа, волнуясь:
– Посмотри-ка, сын, сегодня чего тут таковское-растаковское намалевала твоя мать, – с нарочитой небрежностью выставила она свою работу перед сыном на ненавязчивом расстоянии – из зала, не входя в комнату сына. Зарделась вся, с, несомненно, затаённым художническим самолюбием ожидая оценку.
Илья увидел себя на портрете ярко-жёлтым, золотистым, светящимся.
– Похож, похож, – явно снисходительно заметил сын, зачем-то нахмуриваясь своими широкими, но жидковатыми бровями. – А почему, мама, я получился жёлтым… как цыплёнок?
– Какой такой цыплёнок ещё? Ну тебя! Выдумщик! Солнышко ты моё, – вот тут что, – в поджиме губ улыбчиво нахмурилась мать и поспешно запихнула портрет туда же за шкаф.
– А-а, – покачал головой Илья, откусывая от пирожка и проворно водя карандашом.
Пришёл отец. Мать с привычной ласковостью встретила его в прихожей.
– Что, отец, отработал? – спросила она очевидное, помогая мужу стянуть с широких плеч полушубок.
– Ага, мать, – со вздохом ответил Николай Иванович, чинно покашливая в кулак, – оттрубил.
– Что мастер ваш: не ругается, как вчера?
– Ещё чего. Я ему поругаюсь.
Николай Иванович, наконец, разоблачился, разулся, натянул свои самошитые, на толстой подошве тапочки и с перевалкой уставшего громоздкого человека вошёл в зал, огляделся, словно бы ревизуя – порядок ли? оттуда заглянул для приветствия к сыну. А как увидел, что Илья ужинает за письменный столом, – вытянулся весь, точно захолонуло в нём, сердито передвинул седыми клочковатыми бровями:
– Что такое, Илья батькович?! Комнату в забегаловку превратил? А на пол-то понакрошил, ай-ай-ай! Глянь-кась мать. Свинарник тут настоящий. Кухни тебе, сын, мало, что ли?
– Будет тебе, отец, ворчать. – Мария Селивановна предупредительно подталкивала мужа из комнаты сына. – Шагай, контролёр наш, в ванную, руки сполосни да – за стол живо: щи стынут.
– Ты, папа, случайно не в Германии родился? – поморщился в усмешке сын.
– Что, что?! – вскинулся отец.
– Не кипятись! – Жена хотя и легонько, даже вроде как ласково, но неотступно оттёрла-таки мужа из комнаты Ильи.