Я бегу к ванной комнате. Жан-Пьер там. Он серьезно смотрит, как я вбегаю со змеей в руке, с ужасом в глазах и во всем моем существе. Я бросаюсь к нему. Я вместе с ним в благодатной воде ванны. Он своими пальцами, рядом с моими, хватает змею за шею. Сжимает, пока у нее не разрывается пасть. Продолжает тянуть, пока змея не разрывается на две роскошные полосы, на две гибкие бронзовые ленты. Тишина.
Да, согласна! Ничего серьезного, ничего сложного для понимания! Страх, парализовавший меня, парализовавший мать и женщин, одетых в черное, не был страхом фаллоса, пениса, члена, это был страх силы мужчины. Достаточно было разделить с ним эту силу, чтобы страх исчез. Я была уверена, что в этом состоял смысл моего сна.
Что касается меня – если уж я хотела сыграть какую-то роль в обществе, я должна была начать с того, что имелось в моем распоряжении, с того, что я лучше всего знала: Жан-Пьер и дети, мы впятером, семья-микрокосмос, катализатор общества.
Я уверена, это был выход для меня. Конечно, существовали и другие способы действовать, но я знала, что мне подходит лишь этот способ. Анализ научил меня думать особым образом, углубляться в собственные мысли, провоцируя их одну за другой, пока не дойду до того, что проще, прямее – что самое доступное для меня, только что открывшей слово «политика» и малую толику его содержания, только что понявшей, на исходе семи лет после «рождения», в какой мере моя жизнь была связана с организованным обществом, как проще всего было построить настоящие отношения между Жан-Пьером и мной, между Жан-Пьером, детьми и мной.
Какой труд! Лицемерие и ложь царили повсюду. Самые обыденные слова и жесты были масками, притворством – маскарадом. А наше воображение, куда оно делось? Ампутировано! Даже воображение детей исчезло почти полностью, оставляя место стереотипному мышлению, которым они были снаряжены в школе и дома. Ибо, говоря с ними так, как я говорила, одевая их так, как одевала, заставляя их жить так, как заставляла, я навязывала им свои правила, свои собственные мысли, свои вкусы. Я осознала, что мало их слушала и совсем не так, как подобает, и что в конечном итоге я не знала их так, как следовало знать. Благодаря им я снова научилась ходить, говорить, писать, читать, считать, смеяться, любить, играть.
Я была в восторге, дни были слишком коротки для меня!
Какая неразбериха! Все ворота открыты, все оковы сброшены. КАКОЕ СЧАСТЬЕ!
На этот раз карточный домик рушился по-настоящему.