И все же…
– Отставить! – бодро скомандовал я. – Хуммель и его кровать отменяются. Неделя предзарплатная, разбрасываться ужинами нет финансовой возможности! Через сорок пять минут буду.
Вскоре я поймал на проспекте Гагарина «бомбилу», выкатившего на ночной промысел. Торговаться не стал. Перехвачу немного у Златы Васильевны, хоть и не люблю это делать…
Простенький ужин из полуфабрикатов стоил в разы меньше, чем поездка к нему. Чтобы как-то оправдать перед собой убыточный гешефт, я всю дорогу пытался придумать еще какую-нибудь важную причину для ночевки дома… Поскольку признать, что не хочется разочаровывать кого-то, кто тебя ждет, – даже если этот «кто-то» лишь коробочка с микросхемами, одиноко лежащая в темной квартире, – такое признать мог только сентиментальный придурок.
Но уважительная причина так и не пришла в голову.
– Сережа? – услышал я знакомый голос, отперев дверь квартиры.
И с редкой самокритичностью признал: да, я сентиментальный придурок.
Таким вот уродился…
Глава 8
Немного весенних предчувствий
«Весна наступает в наших краях не по календарю, не первого марта. Она наступает весь март месяц – наступает, словно армия на осажденный город, отчаянно сопротивляющийся: шаг за шагом, дом за домом, улица за улицей… И все, что весна отвоевала днем, зима пытается отбить обратно ночью…»
Так размышлял я, шагая ранним утром аллеями пригородного Павловского парка. Десять лет уже не ношу погоны, но военные аналогии до сих пор приходят в голову.
Повсюду вокруг виднелись следы ночной контратаки зимы. Поляны и лужайки почти целиком очистились от снега, но траву на них вновь посеребрил предутренний морозец, и он же покрыл ледяной корочкой лужи талой воды. А в тени, под деревьями, еще лежали сугробы – уплотнившиеся, почерневшие, ушедшие в безнадежную оборону…
Было прохладно, солнце не успело прогреть остывший за ночь воздух. Но птичий хор пел так уверенно и победно, что сомнений не оставалось: полная и безоговорочная капитуляция зимы близка… Хорошо, когда хоть что-то в точности известно заранее.
Прогуливался я в гордом одиночестве – единственный посетитель на сотни гектаров просыпающейся природы. Сейчас все проходы и проезды в высокой ограде, опоясавшей парк, заперты и украшены табличками «Парк закрыт на просушку». Но у меня имелся ключ от одной из боковых калиток.
Пруд открылся глазам неожиданно, вынырнул из-за деревьев. Они росли здесь густо – эта часть парка дальняя от дворца, и дикий лес, стоявший здесь в давние времена, лишь слегка облагорожен трудами ландшафтных дизайнеров восемнадцатого века.