Возможно, если он поднимется выше, внутрь корабля, то будет в безопасности. Правая рука Набора уже нащупала гладкую отполированную перекладину лестницы. Под кончиками пальцев он ощутил корень корабельного древа, росшего вдоль лестницы. Почувствовал присутствие Ветра, дующего от наливающегося дождем горизонта, этого огромного надутого существа, прикованного к кораблю и несшего их по небу. Существа, сторожившего их жизни, того самого собирателя облаков, который мог часами вглядываться в небесную синь над их головами и к которому, тем не менее, относились с опаской и уважением те немногие корабельщики и пассажиры, отправившиеся в это путешествие на борту корабля.
Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта, был связан с деревом, росшим на корабле; он управлял его ростом. Корни, пробравшиеся меж досками в самые дальние уголки корабля, были его нервными окончаниями. Собиратель облаков чувствовал все, что происходило на борту. И прикасаясь к корням, Набор делился с Ветром, дующим от наливающегося дождем горизонта своим страхом. Таков был дар Набора, впрочем, в такие часы, как сейчас, он был скорее проклятием. Лишь немногим лоцманам прикосновение к корням давало понять, о чем думает их собиратель облаков. Когда же Набор прочитал мысли собирателя облаков, то тут же почувствовал его страх перед тем, что находилось снаружи. Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта, тоже не знал, что затаилось в небесной темноте.
Ночные шорохи изменились: в пении ветра в такелаже корабля, в музыке канатов и живых щупалец, соединявших корпус корабля и собирателя облаков, появилось что-то мрачное. От этих звуков сердце Набора забилось быстрее. Дыхание старого лоцмана стало хриплым. Отчасти это было связано с разреженным воздухом высоко в небесах, и об этом он знал. Но скорее виной участившегося дыхания был страх.
Стекло в свинцовой оправе затрещало, несмотря на то что на этот раз маленькую кабину не сотрясал порыв ветра. Что-то давило на стекло, и ему ни в коем случае не хотелось видеть, что именно.
Молния расколола горизонт надвое. Слабый свет озарил кабину лоцмана, лоцман успел заметить, что уродливые коричневые сапоги, от которых он не отводил взгляда, подернуло изморозью. И в этом ослепительно ярком свете на полу кабины отчетливо обозначилась тень. Тонкая рука с четырьмя очень длинными, скрюченными пальцами. Она тянулась к нему. Прямо через дрожащее тельце обезьянки, по-прежнему прятавшей голову у него под мышкой. Прямо к сердцу!
Набор вскрикнул. Ослепительный свет померк, и теперь только желтоватый свет масляной лампы озарял маленькую стеклянную темницу высоко в небе. Морозные узоры полностью закрывали видимость. Тень исчезла.