Знание-сила, 1998 № 08 (854) (Журнал «Знание-сила») - страница 20
«...Позиции Лысенко находятся в противоречии... со всей современной биологической наукой... Под названием «передовой науки» нам предлагают вернуться, по существу, к воззрениям... первой половины или середины XIX века».
Н.И. Вавилов
«Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся! Говорю вам со всей откровенностью, что верил, верю и настаиваю на том, что считаю правильным, и не только верю, потому что вера в науке — чепуха, но говорю о том, что знаю на основании огромного опыта...»
Н.И. Вавилов
Не видно и следов свободы. Мы привыкли, что наука и образование развиваются и расцветают в спокойной обстановке в условиях относительной личной независимости и безопасности. Нынешние же условия в России говорят, напротив, о дисгармонии, очевидной для каждого наблюдателя. При этом особенно серьезна нехватка свободы».
Впечатления старика Бэтсона замечательны своей трезвостью и прозорливостью. Действительно, советская власть способствовала сильному количественному росту науки. Возникали новые вузы, кафедры, музеи, сети институтов в пределах других ведомств, кроме АН. Эта невиданная ранее для стран Европы интенсивность государственной поддержки по отношению к науке поражала многих западных ученых. Политика государственного попечительства совпадала с идеалами научного этатизма и профессиональными интересами и устремлениями таких научных гигантов, как Н.И.Вавилов. По его инициативе, к примеру, вся аграрная наука была поставлена под контроль Сельхозакадемии, созданной в 1929 году. Позитивные последствия научного этатизма были очевидны, позволяя «внедрять» научные достижения. Негативные же аспекты выявились, когда во главе монопольного ведомства стал Трофим Лысенко. Режим фетишизировал науку, но одновременно низводил ее роль лишь до необходимого средства в социалистической перестройке общества. В этом смысле большевики следовали принципам Базарова.
Наука попала в своеобразную золотую клетку. Надежда на эволюцию режима в сторону демократии, надежда на сохранение научной автономии при условии соблюдения ритуальной верности идеологии и установкам «ленинских комнат» оправдывалась лишь на короткой временной дистанции. Слабость этой позиции выявилась при усилении идеологической экспансии партократии, когда произошел «великий перелом» 1929 года. Именно этот сценарий предчувствовал Бэтсон, обозначив термином «дисгармония» количественный рост советской науки в условиях ограничения свободы. Стиль заметок У.Б. спокойный, слегка ироничный, свободный от тех ритуальных философско-языковых теней, которые вольно или невольно уже опутывали Н.И.Вавилова. Поэтому столь характерны его слова из письма своему коллеге Г.Д.Карпеченко от 30 декабря 1925 года: «Мистер Бэтсон написал статейку об импрессиях от научной работы в России, которая нам очень не понравилась, но которая очень правдива».