Она тянется рукой к тумбочке, берет пачку сигарет и закуривает.
— А нападение?
— Что нападение?
— Сегодня, за тобой правда гнались?
— Да. Все правда.
— И телефон случайно позвонил мне?
— Да.
— Ты врешь.
— Может быть. — Она выдыхает в воздух струйку прозрачного дыма.
— Это номер для некурящих.
Ида Линн хотела умереть. Конечно, не осознанно, но отчаянно. В ней всегда жила эта голодная тьма. Танатос, так это называется. Антипод Эроса, мальчик с железным сердцем и погасшим факелом в руке. Непреодолимая тяга к саморазрушению, какой она бывает только у тех, кто бывал от нее на волоске. Ида Линн и ее чертов горящий дом.
Когда семья Иды Линн погибла во время пожара, ей было шесть. Отец, мать и новорожденный брат сгорели заживо. Ида Линн спаслась, каким-то чудом выбежав на улицу. Пожарный нашел ее сидящей на снегу, ее правая ладонь была сильно обожжена, всю жизнь потом у нее были эти шрамы, почти невидимые глазу, но ощутимые, стоило только взять ее за руку.
Она так и не смогла простить себе то, что осталась жива. Пока мы были подростками, ее боль была не такой сильной и легко гасилась алкоголем, громкой музыкой и моим телом. Но чем старше она становилась, тем больше пространства в ее голове занимала эта чернота. Наверное, я должен был понять, догадаться, глядя на то, с какой охотой она колола свои уши и губы иголкой, вставляя новые и новые гвоздики и кольца. Но тогда я видел это по-другому. Для меня она была воплощением силы, тем, кто мог перевернуть землю, я же всегда был слабаком, бредущим за ней по пятам, куда бы она ни шла.
Может, было что-то еще, что я упустил? Что-то, что указывало на то, куда все идет и чем все закончится? Как мы окажемся там, где оказались, каким образом была приведена в действие та самая метафорическая бомба, не оставившая камня на камне от моей жизни? Я думаю в темноте, провожая глазами растворяющийся во мгле свет фар. Она никогда не резала себя, я слишком хорошо знал все ее шрамы. У нее был свой способ. Татуировки. Первую она сделала себе на заднем сиденье того самого «Вольво», в котором прошла, кажется, вся наша жизнь, на левой щиколотке, с помощью иголки и шариковой ручки, цифры 3.2.1 — дата нашего знакомства. Я вспоминаю ее тонкую белую кожу, испещренную синими линиями и точками.
Уже светает, я откидываю покрывало, прокрадываюсь в ванную комнату, включаю свет и снимаю с себя одежду. Я давно не смотрел на себя вот так. Стоя перед зеркалом, я провожу кончиком пальца по тому месту на груди, где находится сердце. Горящий дом. От него дорога и поворот за деревьями. Все здесь, вся наша жизнь, вся ее история, на моем теле, от кончиков пальцев на ногах до запястий и ключиц. Каждая дата, каждая страница, которая была важной для девочки из горящего дома и мальчика без имени. Кроме одной, самой последней.