В ответ на это действие администрации С. Я. Капланский освободил Р. Б. от всех плановых обязательств (ведь лаборант) и создал ему «зеленую улицу» для работы над докторской диссертацией. Это стало не столь уже частым примером, когда над докторской диссертацией работал лаборант.
Интересные данные, успех в работе и дружественное отношение окружающих позволили Р. Б. перемести эту очередную неприятность и компенсировали острый недостаток в деньгах. Он не изменил ии привычным интенсивным темпам работы, ни своему научному энтузиазму.
Правда, возник новый мешающий компонент жизни: язва желудка. Не думаю, что она была непосредственным следствием всех служебных перипетий, но тем не менее она была, и были «голодные» боли и приступы, и в лабораторном термостате появилась дежурная манная каша. Эта язва, если не считать военных ранений, была первым ударом по его завидному здоровому организму. Так, будучи лаборантом, имея язву и не имея денег, подошел Р. Б. к научному финишу и в марте 1953 закончил экспериментальную работу над своей докторской диссертацией. И жизненная и научная судьба представлялась в самом радужном свете.
Следующий удар был непредсказуем. Мне кажется, что наша литература и публицистика несправедливо мало внимания уделила той погромной акции, которую совершили Минздрав и АМН СССР над своими учеными.
18 марта 1953 года 26 сотрудников- евреев были уволены из института в связи с его реорганизацией. Остались неуволенными только два еврея — А. Е. Браунштейн и П. Н. Рабинович. На следующий день были уволены все те, у которых один из родителей был евреем. В этот раз остались неуволенными М. Н. Колосов (будущий академик) и Ирочка Каганова. А. Е. Браунштейн еще не был академиком, но уже открыл переаминирование и имел всемирную известность; П. Н. Рабинович — химик-органик, был единственным человеком в стране, который умел синтезировать радиоактивные аминокислоты.
Мы с Р. Б. были уволены общим приказом. Наша послушная администрация очень торопилась.
Самуила Яковлевича Капланского тоже уволили. Ему отвезли приказ (об увольнении) для подписи домой парторг (М. А. Губернией) и директор (В. Н. Орехович), так как он только что выписался из больницы после своего первого инфаркта и в институт еще не ходил. (Трудно удержаться — человеку после инфаркта везут приказ об увольнении домой... Бога они не боялись.— С. Ш.).
Сейчас трудно себе представить наш институт после этих приказов. Реакция была очень сильной. Сейчас ее назвали бы стрессом. Тогда такого слова еще не было в обиходе. Было много слез. Плакали оставшиеся. Особенно тяжело было смотреть на А. Е. Браунштейна. Он сидел в своем кабинете и плакал живыми слезами. У него были уволены очень близкие ему и давние сотрудники. П. Н. Рабинович из своей лаборатории не выходил. Мы с Р. Б. сдавали оборудование и собирали свои экспериментальные материалы. У меня к тому времени тоже была готова докторская диссертация. Препятствий к выносу этих материалов нам не чинили.