— Ульяна, нет, никаких игр с пациентами, — возразил Иноземцев. — Послушайте, Герши, в самом деле. Мы живем в двадцатом веке, а не во времена Рамаяны и Махабхараты. Уже давно перестали решать споры ядом.
— Доктор, вы слепы! Элен — не человек. Она сгусток энергии, которой собралось слишком много, достаточно, чтобы приобрести человеческое обличье. Энергии разрушения, разложения. Она есть эрозия! И если тело ее столь же бренно, то дух — всемогущ. Оглянитесь на свою жизнь и поймите наконец: вы, точно загипнотизированный, следуете за ней прислужником, подручным, исполнителем ее губительных идей. Она сеет зло вашими руками. Вы вечный раб темных сил.
— Ванечка, ты рискуешь поверить господину бывшему адвокату. — Элен прыснула. — Он толкует весьма убедительно.
Иноземцев молчал. Но спустя минуту он изрек, совсем тихо, почти с мольбой:
— Герши, давайте потолкуем об этом наедине?
Я опустил руку с ядом, отодвинув стул, сделал шаг назад. Сегодня или никогда. И обвел глазами столовую, ища что потяжелее. Я стал всерьез опасаться, что если Кали примет свой черный облик еще раз, то в нем и останется. И тогда мне ее не одолеть — разрушит полмира.
— А я предлагаю потолковать об этом сейчас, — прервала Элен мои лихорадочные соображения. — Хотите пари, Герши?
— Пари с черной богиней Кали? — фыркнул я. Я, конечно же, вложил в эту фразу все свои негодование, ярость, презрение и вызов. Но вышло довольно жалко. Будто Герши был обезьянкой, у которой пытались выманить похищенные спички.
— Пари с черной богиней Кали, — ответила она с наигранным утверждением. Так обычно разговаривают школьные учительницы.
— Ульяна, это кощунство — обманывать больных, — сказал доктор по-русски.
Я бросил на него ненавидящий взгляд.
— Я вовсе не болен, — ответил я тоже по-русски.
— Ванечка, ты не прав, ты, как всегда, свысока взираешь на тех, кто мыслит не вполне обычно. А вдруг и вправду я и есть эта самая богиня?! Как вы, Емельян Михайлович, ее называли? Ах да! Кали, да, помню. Ее еще с черной кожей изображают и с четырьмя руками. Я, Ванечка, всегда в себе ощущала силы, во много раз превосходящие человеческие. Много думала об этом. Были времена, когда на меня что-то находило… необычайное чувство, будто готова взмыть к небесам. Вы знаете, как я страдаю! Страдаю от того, что до сей минуты не с кем было поговорить о моем божественном происхождении. Вот так всегда! Никто и не ценит моего удивительного дара. Да-да, совершенно никто…
— Ульяна, не нужно, — прошипел доктор.
— Позволь самой решать, — шикнула она в ответ. — Итак, месье, — она вновь заулыбалась мне, — сядьте, пожалуйста. Будет весьма приятно побеседовать о том, что давно не дает мне покоя. Тем более с вами, человеком, который собаку съел в вопросах божественного! Шутка ли — семнадцать лет в Гималаях.