— А как же официальное разрешение? — изумился Капустин.
— Всего лишь бумажка, — усмехнулся я. — Вам получить подобное, думаю, не составило особого труда.
Писатель расплылся в улыбке. Елизавета чувствовала себя в этой камере не совсем уютно, и я предложил им перейти в какое-нибудь другое место.
Жорж Капустин, в отличие от супруги, находился в приподнятом настроении и снова принялся за свое:
— Дорогая, не желаете ли выглянуть в окно? Там чудный вид. Быть может, вам тоже посчастливится и им получите колесико на память…
Лицо Елизаветы вспыхнуло, она бросила на мужа сердитый взгляд, но промолчала.
Мы спустились на первый этаж и расположились и небольшом зале неподалеку от выхода. Здесь было много окон и достаточно светло, так что можно было погасить фонари. Уселись мы в том месте, где когда-то регистрировали вновь прибывающих узников.
— Букину, я так понимаю, ничего не привиделось, — вернулся к недавней истории Капустин. — А вообще чисто арестантам казались разные небылицы?
Вы тактично спрашиваете — сходили ли они здесь с ума? — уточнил я.
— В некоторой степени, — писатель виновато улыбнулся.
— Чрезвычайно редко, — ответил я. — Вашим вопросом вы напомнили мне один случай…
И хотим немедля услышать о нем, — оживился Капустин.
Озаглавит он его впоследствии:
Демон
Один из узников по фамилии Можицкий вдруг затребовал врача. Как только подошла его очередь, я нанес ему визит. Сидел он не один год, но обратился за помощью впервые.
— Понимаю, что жалоба моя не совсем по вашей части, — начал он с оправданий. — Но обратиться со столь деликатной проблемой мне больше совершенно не к кому.
— Вы правы, на оказание медицинской помощи в этих стенах я имею исключительное право. Итак, что вас беспокоит?
— Видите ли, — замялся Можицкий, — сегодня ночью у меня в голове послышались голоса…
«Вот те раз, — усмехнулся я про себя. — Очень даже по моей части, господин хороший. Сколько же я переслушал историй о голосах? Не счесть», — но с арестантом я делиться подробностями своего профессионального прошлого не стал.
— Вернее, всего один голос, — продолжал заключенный. — И от слов его мне сделалось худо.
— Понятно, — кивнул я. — Долго он с вами беседовал?
— Не могу знать. Проснулся я от голоса, а пропал он только под утро, когда светать стало.
— Этот голос как-то назвал себя? — поинтересовался я. — Или, быть может, он показался вам знакомым?
— Голос был самым обыкновенным. Он представился Демоном Окаменения…
— Вот как? — нисколько не удивился я. — И что ему было надобно от вас?
— Доктор, — в голосе Можицкого промелькнуло раздражение, — попрошу меня не сбивать, я все сейчас изложу сам. А иначе я только запутаюсь от ваших вопросов.