— Я не знаю. Всё. Твоя жизнь. Я не могу притвориться, что понимаю или представляю это.
— Это… хлопотно. Сложно. Может, больше подходит слово «запутанно».
Я повернулся к нему и встал боком, больше не интересуясь кораблём.
— Как это?
Он на мгновение задумался, потом повторил мою позу.
— Подумай о своём понятии времени. Для тебя оно открыто. У тебя есть двадцать четыре часа в день, может, ты спишь восемь из этих часов, работаешь ещё восемь, у тебя есть рутина, дедлайны, график. Это всё происходит по порядку, который имеет смысл. У меня ничего этого нет. Наверное, время для меня самое сложное понятие. Не важно, как сильно я стараюсь, я не могу найти тот же порядок, что и ты. Моя жизнь полна пробелов. Пустых мест без памяти. В одну минуту я иду в супермаркет, а в другую понимаю, что стою на железнодорожной станции и держу в руке билет до Британской Колумбии. Я не знаю, как я туда попал. Я не помню, чтобы покупал билет. Чёрт, я даже не знаю, какой теперь день. Когда я узнаю, может оказаться, что я пропустил несколько часов, дней, недель… — он сделал паузу, и его глаза стали стеклянными, прежде чем он снова отвёл взгляд на гавань. — Может, несколько лет. Теперь представь, каково жить так всю жизнь. Не один день. Не одну неделю, а каждый день до единого, так долго, сколько можешь помнить. О, и самая изюминка, эта часть «так долго, сколько можешь помнить» касается только малого промежутка времени, потому что всё твоё детство исчезло. У тебя есть только кусочки и частички воспоминаний, которые не соединяются и едва ли рисуют картину.
Он перестал говорить. Несмотря на суету и суматоху дня вокруг нас, в воздухе всё с тяжестью замерло. Я никогда не мог представить жизнь, где время — элемент замешательства. Для меня время было конкретным, чем-то, что всемирно понятно, и на что я полагался неосознанно в своей повседневной жизни. Представить то, что описывал Орин, было практически невозможно. Мы многое в жизни принимали как должное.
— Это из-за твоих альтеров?
— По сути, да, только я скажу тебе, что только год назад узнал, кто они, и должным образом их определил. До этого они были просто смесью голосов в моей голове. Я думал о них как о воображаемых друзьях. Я мог говорить с ними. Они могли говорить со мной. Они всегда были такими настоящими, так что когда я говорю «воображаемые», я просто не мог придумать, какое лучше использовать слово. Чего я не знал, так это почему они здесь. Я повзрослел, а они так и не исчезли. Только когда мне было около двенадцати, я понял, что это не нормально. Я никогда не мог объяснить пропавшие отрезки времени. Так что мои воображаемые друзья оказались альтерами. Они как моя личная домашняя армия, если верить моему терапевту. Они были созданы для моей защиты. Когда один из них выходит вперёд, я отступаю, и тем самым исчезает время.