А когда в назначенный день, 4 апреля, Савинков и Покотилов, срочно выехавшие в Двинск, не застали там Азефа и решили, что он, как и они, выслежен и, вероятно, уже арестован, все было кончено.
Теперь, по мнению Савинкова, поддержанного Каляевым и Швейцером, без арестованного Азефа сил для покушения на Плеве было недостаточно. И напрасно Покотилов, Сазонов и другие требовали довести дело до конца — отряд раскололся. Савинков, как командир, решил предоставить свободу действий своим оппонентам, а сам вместе с Каляевым и Швейцером отправиться в Киев — ставить теракт против тамошнего генерал-губернатора Клейгельса. Дело это было несложное, Клейгельс разъезжал по Киеву открыто и без охраны... Но неудачи сыпались одна за другой.
Часть группы, оставленная для покушения на Плеве, произведя тщательную рекогносцировку и убедившись, что полиция даже и не думала за кем-то следить и тем более кого-то арестовывать, приступила к выполнению ранее намеченного плана. Покушение было намечено теперь на 14 апреля, и в роли бомбистов готовились выступить Покотилов и Сазонов, но опять не выдержали нервы у Боришанского. Примчавшись в Киев, он сообщил о действиях петербургской группы Савинкову. Тот воспринял намерение Покотилова и Сазонова чуть ли не как интригу против него, Савинкова, считавшего себя вторым после Азефа человеком в БО. Убей петербуржцы Плеве без него, уехавшего в Киев, клеймо труса и дезертира ляжет на него навечно. Оставалось любым способом остановить Сазонова и Покотилова. Сделать это мог только хладнокровный, всеми боевиками уважаемый и любимый Макс Швейцер, которого Савинков и направил срочно из Киева в Петербург. А на следующий день после отъезда в Киев прибыл Азеф. Приехал он из Одессы, где собравшиеся на совещание видные члены ПСР решили официально запросить заграничное руководство партии о том, что творится в БО. В запросе предупреждалось, что участники одесского совещания «оставят за собою полную свободу действий как в отношении новой постановки террористических предприятий, так и в своих отношениях к появляющимся на нашем горизонте представителям совершенно нам неизвестной Боевой Организации».
Опять сгущались тучи над головой Азефа — ведь после ареста Гершуни центральный террор с его помощью фактически прекратился — ни одной серьезной и политически громкой акции проведено не было, между тем как деньги из партийной кассы черпались «генералом БО» полными горстями. Плеве! Только Плеве, погибнув, мог спасти Азефа!
Можно представить себе ярость Ивана Николаевича при встрече с Савинковым на киевской конспиративной квартире! А каково было Савинкову? Тогда, в Женеве, Гоц поверил в него и убедил в этой вере Чернова, а недавно, в Москве, эту веру подтвердил братским поцелуем Азеф. И вот...