Плечи Андреа уныло опустились. Он вытянул руки вперед ладонями.
— Увы, лейтенант Турциг, я не знаю. Они ее вынесли и спрятали куда-то. Кто-то сказал, что в пещере чересчур жарко. — Он махнул в сторону западного перевала, в сторону, прямо противоположную хижине Лэри. — Кажется, вон туда. Но я не уверен. Они мне не сказали, — он с горечью взглянул на Меллори. — Все британцы одинаковы! Никому не доверяют.
— Бог видит, я не могу их винить за это! — выразительно сказал Турциг и с отвращением поглядел на Андреа. — Больше чем когда-либо я желал бы видеть, как ты болтаешься на самой высокой виселице Наварона. Но господин комендант человек добрый и награждает информаторов. Ты, возможно, еще поживешь, чтобы предать еще несколько товарищей.
— Спасибо, спасибо! Я всегда знал, что вы справедливый человек. Я обещаю вам, лейтенант Турциг, что...
— Заткнись! — презрительно оборвал его немец. Он перешел на немецкий. — Сержант, прикажите связать этих людей. Да не забудьте и этого жирного! Потом мы его развяжем, чтобы он отнес раненого на пост. Оставьте одного часового. Остальные идут со мной. Мы должны отыскать взрывчатку.
— А разве нельзя кого-нибудь из них заставить сказать, где она, герр лейтенант? — отважился сержант.
— Единственный, кто сказал бы, не может это» го сделать. Он уже выложил все, что знает. А остальные... я ошибся в них, сержант. — Он обернулся к Меллори. — Ошибка, герр Меллори. Мы все очень устали. Я почти сожалею, что ударил вас. — Он резко повернулся и быстро вскарабкался на гребень лощины. Через две минуты только одинокий солдат остался на посту.
Меллори в десятый раз беспокойно передвинулся, пытаясь порвать веревку, связывающую руки за спиной. И в десятый раз осознал тщетность этих попыток. Как он только не извивался, как он только не изворачивался! Мокрый снег холодом проникал сквозь одежду. Он продрог до костей. Непрерывно дрожал. Но человек, вязавший узлы, знал свое дело. Меллори раздраженно подумал: уж не собирается ли Турциг со своими людьми провести всю ночь в поисках взрывчатки? Прошло более получаса с тех пор, как немцы ушли.
Он окончательно успокоился, откинулся в снежный пух, покрывший склон лощины. Задумчиво посмотрел на Андреа, который сидел прямо перед ним. Грек, извиваясь всем телом, пытался порвать веревку одним титаническим усилием, натягивал ее так, что она почти исчезала, врезаясь в кисти рук. Он начал это бесполезное дело сразу, как только часовой приказал им сесть в снег. Наконец, расслабив плечи, и он сдался. Сидел спокойно. Утешая себя тем, что с выражением крайней обиды смотрел на часового. Всем видом он показывал, что с ним обошлись несправедливо.