— Хорошо, — неожиданно легко согласился Квятковский, — мне как раз нужен еще один человек. Станешь здесь, у переулка, — он показал место на плане, — и закроешь его так, чтобы никто не помешал на перекрестке…
Это был обычный день в жизни подпольщика день, каждая минута которого могла оказаться последней минутой его свободы. На улицах Михайлова подстерегали филеры, в квартирах — жандармские засады; провокаторы строчили на него доносы, помогая Кирилову, давно охотившемуся за Дворником, схватить неуловимого противника. Лишь удивительная осторожность, ставшая у него почти автоматической, великолепное знание города, всех улиц и проходных дворов, уменье с одного взгляда выделить в толпе лицо филера и незаметно оторваться от него; только постоянная внимательность Александра к знакам опасности на окнах, предупреждавшим его о засадах, и к тысячам других мелочей, — только это и спасало его от провала, только это позволяло осуществлять чрезвычайно сложное руководство организационными делами русского революционного движения тех лет.
…В пять вечера его видели в кружке в университете. Он присмотрел там юношей, которых стоило подготовить к вступлению в партию, и мысленно наметил им воспитателей. В шесть он зашел к этим воспитателям и поговорил о будущих подопечных. Оставалось еще написать, зашифровать, отправить на юг и за границу несколько писем. Но на это уже не хватило времени.
Наступил час встречи с Клеточниковым.
Они встретились на самой надежной из явок. Александр Михайлов по привычке легко вышагивал по комнате из угла в угол и в то же время незаметно вглядывался в своего маленького, тихого собеседника.
Что его так привлекло в этом неуклюжем близоруком человеке? Пожалуй, больше всего солидность возраста: Клеточникову уже исполнился тридцать один год. Для подпольщика это было необычайно много (самому Михайлову только двадцать три, а ведь он считался в «Земле и воле» одним из «стариков», учредителем). До тридцати одного года прожил Клеточников вне полицейского надзора, не состоял на заметке в полицейских книгах, не числился в списках «злоумышляющих» лиц. Но сумеет ли теперь этот редкостный человек справиться с заданием, ради которого, собственно, задумана была вся комбинация с водворением его в Третье отделение?
Александр Михайлов, в прошлом Катон-цензор, а ныне Дворник подполья, то есть хранитель его чистоты и порядка, не очень представлял себе, как произойдет разговор с Клеточниковым. Руководителю организации надо было увлечь своего разведчика поставленной задачей, заставить его осознать всю важность ее для общего дела.