В опустевшем особняке осталось двое — дежурный на площадке и новичок в канцелярии. Поработав немного, чиновник встает и начинает бродить по залу, вдоль конторок и столов сослуживцев. Если сейчас сюда заглянет дежурный, он увидит, как уставший от напряженного труда помощник делопроизводителя прохаживается по пустой комнате и, в рассеянности опираясь на чужие столы и конторки, машинально листает оставленные на них бумаги. Думает он при этом о чем-то своем, беззвучно шевеля губами.
Со стен на него глядят портреты сановников, создавших и выпестовавших Третье отделение — мозг государственной полиции. На самом почетном месте, над столом начальника канцелярии, висит изображение Александра Христофоровича Бенкендорфа, генерал-адъютанта Николая I. Кажется, будто граф Бенкендорф исподтишка наблюдает за новым помощником делопроизводителя. Чиновник невольно вглядывается пристальнее в проницательные, хитрые глаза графа, удачно схваченные на портрете неизвестным живописцем, и вдруг ему припоминается сцена, описанная в одном эмигрантском журнале…Июль 1826 года. Николай I, недавно взошедший на престол, вызывает к себе Бенкендорфа и властно произносит: «Жалую тебя, Александр Христофорович, главноуправляющим Третьим отделением моей канцелярии». Бенкендорф растерялся, сразу не сообразил, о чем ведет речь император. Ведь у собственной его величества канцелярии было дотоле всего два отделения: первое — комиссия по приему прошений на высочайшее имя, и второе — комиссия по составлению и кодификации законов. Но третье? «Каковы предначертания Третьему отделению, ваше величество?» — спросил генерал, рискуя вызвать гнев повелителя: Николай обычно не терпел вопросов. Однако на сей раз такой вопрос, видимо, был предусмотрен, а ответ — заранее подготовлен императором, причем с явным расчетом на историю. «Вот тебе мой носовой платок, — он протянул державную длань своему генералу, — чем больше слез утрешь у сирот и вдовиц, тем лучше исполнишь мои цели».
Вот так якобы и была создана Николаем I в империи тайная государственная полиция, так с той поры и начали голубые мундиры утирать слезы сирот и вдовиц…
Насупротив Бенкендорфа повешен поясной портрет его преемника, другого николаевского любимца — светлейшего князя Алексея Орлова. Переводя взор на этот портрет, чиновник мысленно усмехнулся: до чего же стремился бравый Орлов походить на императора! Так же нафабрил шевелюру и усы, такие же отпустил бакенбарды и попытался придать лицу то же безжизненное выражение. Самый любимый из фаворитов Николая I! В добрую минуту, говорят, царь называл князя Орлова «братом Алексеем»: вот какой любовью и доверием пользовался у Николая шеф жандармов номер два!