Потянулись томительные секунды. Десяток, другой... Полицейские не спешили выдать себя, а ему все труднее становилось думать о них... Впрочем, для него эти объятия не были неприятны. Он почувствовал, как рука девушки обняла его крепче, когда вспыхнул мощный луч фонаря и веселый низкий голос произнес:
— Клянусь небом, Штефан, меня не интересует, что говорят люди. С молодым поколением у нас все в порядке. Ты только посмотри, на термометре двадцать градусов мороза, а эти молодые будто на пляже Балатона в самый разгар жаркого лета. Эй, не торопись, молодой человек! — Крупная рука протянулась из темноты вслед за лучом фонаря и толкнула Рейнольдса, поднявшегося на ноги и прислонившегося к стене. — Что вы здесь делаете? Разве вы не знаете, что ночью здесь запрещено находиться?
— Я об этом знаю, — виновато пробормотал Рейнольдс, изобразив некую смесь страха и смущения. — Извините... Нам больше некуда пойти.
— Чушь!.. — зарокотал веселый голос. — Когда я был в вашем возрасте, молодой человек, не было лучше места, чем в уютных уголках за занавесками в «Белом ангеле». Всего несколько сотен метров отсюда.
Напряжение Рейнольдса несколько ослабло. Этого человека наверняка не было необходимости бояться.
— Мы были в «Белом ангеле»...
— Покажите ваши документы, — потребовал другой голос жестко и холодно. Злобный и мелочный голос был настойчив. — У вас они имеются?..
— Конечно они у меня есть, — ответил Рейнольдс совершенно спокойно. Он сунул руку во внутренний карман куртки и нащупал рукоятку пистолета, когда снова раздался голос первого полицейского.
— Не будь глупцом, Штефан! Ты все проявляешь бдительность. Начитался всяких ужасных триллеров. Или ты, может быть, думаешь, что он является западным шпионом, засланным сюда для выяснения вопроса, насколько можно ожидать сотрудничества от молодых девушек Будапешта, если опять начнется восстание? — Он расхохотался, наклонился, похлопав себя по бедру, очень довольный своей остротой. Потом медленно выпрямился.— Кроме того, он такой же житель Будапешта, как и я. Вы сказали «Белый ангел»?., — внезапно задумчиво спросил он, — Выйдите-ка сюда вы оба.
Они напряженно поднялись, вышли. Луч фонаря обшарил их и уперся прямо в лицо Рейнольдса, и тому пришлось зажмуриться.
— Это он. Точно, — весело объявил полицейский. — Это тот, о котором нам рассказывали. Погляди-ка, у него на щеке все еще видны отпечатки каждого пальца... Нет ничего удивительного, что ему не хочется возвращаться туда опять. Странно, что ему там чуть челюсть не вы-били. — И он направил луч фонаря на моргающую Юлию. — Похоже, что и она это могла сделать. Сложена как боксер. — Он не обратил внимания на возмущенное хмыканье Юлии и, повернувшись к Рейнольдсу, наслаждаясь собой, погрозил ему указательным пальцем. — Вам необходимо быть осторожным, молодой человек, — преувеличенно торжественно, не без юмора посоветовал он. — Красивая у вас девушка, как вы сами знаете, но, если она такая толстушка в двадцать лет, подумайте, что из нее получится, когда ей перевалит за сорок... Вам следовало бы посмотреть на мою жену. — Он снова захохотал и махнул рукой, показывая, что отпускает их. — Давайте отсюда, дети мои. В следующий раз, если попадетесь, вас ожидает кутузка.