Мы расстались, и я отправился к себе домой. Разгадка была найдена, хотя такого результата трудно было ждать даже в кошмарном сне. И все-таки дело решено, так что я могу жить спокойно. Меня мучил только один большой черный факт, который не позволял мне вздохнуть свободно. Я должен сказать вам, дорогая леди… Нет, боюсь, что это будет означать конец всего-всего… Если бы я только мог заставить вас понять!
Я поднялся к себе, погруженный в размышления, в растерянности, в сомнениях. И все-таки решился. У меня нет другого пути, как только открыть вам всю правду.
Несмотря на то, что Брей был фон дер Херцем, несмотря на то, что когда его разоблачили, он покончил с собой, несмотря на то, и на се, и вообще все на свете… Брей не убивал капитана Фрейзер-Фриера!
В прошлый четверг вечером в начале восьмого я сам поднялся на третий этаж, вошел в кабинет капитана, взял нож с письменного стола и ударил его в грудь прямо в сердце!
Что меня побудило к этому, какая жестокая необходимость толкнула меня на такой поступок — эти разъяснения подождут до завтрашнего дня. Я проведу еще один ужасный день, готовя себе оправдания и надеясь, что каким-то чудесным образом вы сумеете простить меня… И понять, что ничего другого сделать я не мог.
Прошу не судить меня, пока вы не узнаете всю правду… Пока мое полное признание не окажется в ваших милых руках.
ВАШ ПОКОРНЫЙ РАБ».
Когда девушка прочитала первые абзацы этого шестого и предпоследнего письма от мужчины из колонки розыска, на лице у нее появилась улыбка облегчения. Ее чрезвычайно обрадовало, что ее другу не придется больше томиться за серыми стенами здания на набережной Виктории. С нарастающим волнением она следила, как полковник Хьюз в этом письме подходил все ближе и ближе к развязке, пока, наконец, не указал пальцем на преступника — сидевшего за столом инспектора Брея. Это показалось ей в высшей степени удовлетворительным решением, а также заслуженным наказанием инспектора за то, что он арестовал ее друга. И тут вдруг, как бомба, сброшенная с цеппелина, в самом конце взорвалось признание клубничного мужчины. Все-таки именно он оказался убийцей! Он сам признался в этом! Она едва поверила своим глазам.
Но так было написано такими же фиолетовыми, как и ее глаза, чернилами на бумаге для заметок, которая стала ей такой знакомой за эти наполненные напряженным ожиданием дни. Она прочитала эти строки во второй, а потом и в третий раз. Удивление сменилось гневом. Ее щеки загорелись. Однако… он просил не судить его, пока она не прочтет его полное признание. Это была, несомненно, разумная просьба, и по справедливости она не могла отказать ему в этом.