— Но всё это при условии, то она знает об этом поверье.
— Конечно, — кивнул я, поднимаясь со стула. — Может, это просто способ убить время…
— Ещё что-нибудь это значит? Увлечение этим самым гарми.
— Оригами… Да, значит. Это значит, что у неё ловкие пальцы, хорошо развита координация. И она очень терпелива… Иначе не освоила бы это искусство.
— Что ещё можете сказать?
— Она очень спокойна, хладнокровна. Кажется, не особенно эмоциональна. И может за себя постоять, не потеряв при этом «лицо».
— То есть она имеет представление о чести, и заботиться о её сохранении? — не поверил мне хозяин кабинета.
— Конечно. Только это понятие, честь, я и имел в виду. Но должен заметить, что «честь» обусловлена, естественно нормами, её родной культуры, — был вынужден добавить я, чтобы в его понимании всё не упростилось до не могу. — Но как я понимаю о культуре холров мы мало, что знаем.
— К сожалению, вы совершенно правы… А что различия могут быть так разительны? — постучав пальцами по столу, поинтересовался он.
— Да, — и я решил привести хрестоматийный пример, — война между рогхарцами и сефами началась из-за различий в так называемых жестах мира: первые посчитали, что на них собираются напасть, в то время как вторые по нормам своего этикета для доказательства мирных намерений показали всё оружие, бывшее у них на корабле. И это при первой встрече.
— Да, там корджиане быстро навели порядок. Это же проходило по соседству от них. Просто разметали армии и усадили всех за стол переговоров. Так вроде бы было?
— Да, и теперь рогхарцы их союзники, — я невольно поерзал на неудобном стуле.
— Да, — мрачно кивнул тот. — До вечера вы свободны… Вас устроят….
— Извините, но я предпочел бы навестить МараМави после обеда и занести ей цветную бумагу для оригами, — я решил проявить упрямство.
— Сделаете это, когда вам позволят. А сегодня готовьтесь, может быть, и встретитесь с ней. В этом случаи я вас ознакомлю со схемой, по которой будете беседовать у Умброй… Идите, — и нажал кнопку вызова.
Меня проводили в комнату, отведенную мне для жилья. Она ничем не отличал от той, в которой я жил в общежитие при институте. Стены были светлыми, и, слава богу, не серыми, — я твердо верил, что серый цвет угнетает, как и черный, — и совсем немного мебели. Встроенным был только шкаф для одежды и экран связи, он же телевизор. Мне показали, где поднимается стол, опускается кровать, как сделать заказ еды, информации и средств гигиены.
— Вы будете находиться здесь пять-шесть дней в неделю, — поставил в известность молодой офицер, который сопровождал меня до кабинета, где состоялась установочная беседа, и из него в отведенную мне комнату. — И естественно, хранить молчание за пределами этого здания обо всем, что происходит внутри него.