Слейтон несколько торопливо проговаривал все это и видел, что он перешагнул Рубикон. Ланжилле долго и молча смотрел на любознательного собеседника, видимо, трезвея окончательно. И даже цвет глаз у него как будто изменился, потемнел. Слейтон почти физически ощутил, как стремительно и холодно работает мысль магната.
Наконец он разомкнул уста.
– Вот что, друг мой, – сказал он суховато и сдержанно, как начальник подчиненному. – Приходите-ка завтра ко мне часов эдак… да в полдень ровно и приходите. Знаете ведь мой дом?
Слейтон ни разу у алмазного короля не был, но не знать дом того в Катанге было невозможно: изящный, с безупречным вкусом выстроенный в норманнском стиле дворец. Мысль тоже заработала бешено: не пойти?.. нет, лучше этого не делать. Пойти… что будет, неизвестно, но придется пойти.
– Хорошо. В полдень?
– Да.
* * *
Едва только Слейтон ступил в покои, как дверь за ним сразу же закрыли, и он увидел себя в окружении вооруженных людей, и белых, и негров. Старший из них молча кивнул на кожаное кресло. Пришлось сесть.
Через полминуты появился Ланжилле.
– Побеседуем, друг мой, – сказал он, и в тоне его на сей раз была нагловатая вальяжность кота, играющего с мышью. Впрочем, он тут же сказал, что гость ему нравится – он умный человек, а это встречается не часто. И потому мсье Ланжилле не хотелось бы, чтобы он, гость, пропал ни за что ни про что.
– У меня есть шансы пропасть? – малость сдерзил Слейтон.
– Ровно пятьдесят на пятьдесят, – спокойно ответил хозяин. – Да так, что во веки веков никто не сыщет. Но это чисто теоретически. А практически – повторюсь, вы умный человек и примете верное решение. Я уверен. Это не комплимент, не думайте. Нравитесь вы мне, не нравитесь, никакого значения не имеет. Это деловой подход, только и всего.
– Вы хотите предложить мне сделку?
– Скорее работу. Впрочем, не важно. И буду с вами откровенен, заметьте это.
Он в самом деле был искренен, хотя, возможно, чего-то и недоговаривал, а может быть, и перевирал – но это не существенно.
– Да, – сказал он, – я имею старого приятеля в Париже, который связан с русской разведкой. То есть советской…
В этом месте рассказа Борисов понимающе усмехнулся. Слейтон живо обратился к нему:
– Вы ведь русский?
– Да. И как раз по этой самой линии.
И больше того, парижского приятеля тоже знаю, кажется…
Ланжилле не стал юлить перед пленником. Сказал, что, будучи молодым и задорным, легко впутался в шпионские авантюры: было и азартно, и весело, и опять же как-никак денежно. Юный Морис прикатил в Париж за удачей, естественно, с шишом в кармане, хватался за любую возможность срубить франк-другой, вот и спутался с часовщиком. Франк-другой срубил, однако быстро понял, насколько легко в этой сфере в послевоенной Европе приобрести чин покойника. И постарался соскочить с темы как можно дальше – подвернулась Катанга, туда и навострил лыжи. Но адрес часовщика и систему шифра для писем сохранил – на случай, если вдруг скучно станет жить.