Следующие почти сутки я провёл в местном отделении МУРа. Сначала составляли протокол, потом я снова рассказывал всё, но уже не дежурному, а следователю по делу. Потом писал объяснительную. Потом долго сидел в пустом кабинете, пока меня проверяли, и опять по кругу. Основной вопрос: откуда познания в стрельбе и рукопашке. Ответ, что, мол, служил в погранчастях НКВД, приняли, но неохотно. Ну не нравилось всё это следователю.
Вроде всё чисто, свидетели подтвердили, что я зашёл после нападавших, что проявил храбрость и бросился на них, когда «чурбак» выстрелил в женщину. Это, кстати, была продавщица этого же магазина. Она что-то забыла на работе и заскочила забрать, вот такая у неё была удача. Правда, отделалась она лёгким испугом. «Чурбака» обманули габариты тяжёлого зимнего пальто, и пуля скользнула по рёбрам, особого вреда не причинив. Но следак что-то чувствовал. Что-то ему мешало вручить мне медаль и наградить денежной премией.
Так ничего и не решив, меня отправили по месту жительства, предложив до «особого распоряжения» его не покидать. Дело принимало нехороший оборот. Учитывая справку вместо документов, могли заподозрить что угодно, вплоть до шпионажа, и тогда прости – прощай. Но обо всём этом я решил подумать завтра, а пока завалился спать. Прямо одетый, расстегнув куртку и ослабив шнурки на ботинках. Мало ли, придут меня «брать» – придется «делать ноги», и быстро. Потому как с Лубянки мне не уйти, несмотря на всю мою подготовку. С такими весёлыми мыслями я и заснул.
Чёрт, я всегда был соней, но просыпаться в 12 часов дня! Я вскочил и нанёс несколько ударов «по тени». От радости. Я проспал 17 часов, и никто за мной не пришёл. У меня снова получилось. И тут, словно в насмешку, раздался уверенный стук в дверь. Сейчас быстро – открыть или сигануть в окно? Но сигнальная система организма угрозы не замечала. Направленное внимание – да, а угрозы – нет. И я открыл.
За дверью стояли двое ребят, моего примерно возраста, с кубарями лейтенанта и старшего лейтенанта ГБ НКВД. А вот за ними… Третьим был мужчина лет сорока, с тремя ромбами комиссара госбезопасности 3-го ранга и простым деревенским лицом, известным мне по фотографиям. Николай Сидорович Власик, начальник охраны Сталина собственной персоной. Как любил говорить Остап Бендер: «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся!»
– Здравия желаю, товарищ комиссар госбезопасности. Значит, товарищ Сталин получил моё письмо? – сказал я.
Глаза Власика чуть сузились.
– Почему вы решили, что наш визит связан с письмом? – спросил он с интересом.