– Не плач, дівчинка. Тато зараз встане. Тільки дуже повільно і обережно, без різких рухів. (Не плачь девочка, папа сейчас встанет. Только очень медленно и осторожно, без резких движений.)
Дальше всё произошло очень быстро. Мужик, поняв, что его раскрыли, вскочил и выстрелил. В ту же секунду бабахнул выстрел из винтовки, и молодой бандит побелел и завалился на бок. Это Лёха, не поняв сразу, что происходит, влепил пулю в самого опасного, в его понимании, противника. Вот только, кроме него, с искренним удивлением на лице упала маленькая украиночка. Когда отец вскочил и поднял руку, она вцепилась в неё. А он не успел остановить движение пальца на спусковом крючке.
Пуля пробила маленькое сердечко. Испугаться она не успела, только удивиться. Зато на мужика было страшно смотреть. Он стоял с пистолетом в опущенной руке и переводил взгляд с девочки на парня и обратно. Лицо у него стало землистым. Сейчас он гораздо больше походил на покойника. Потом он поднял на нас мёртвый взгляд. Я был готов выстрелить, но это не понадобилось. Он медленно поднял пистолет, ткнул его себе под подбородок и нажал на курок.
Мы с Лёхой закопали тела в промоине недалеко от дороги. Насыпали холм, чтобы видно было могилу. Даже крест из двух палок поставили. На куске доски написали, что тут лежат четверо мужчин и девочка. На этом свои обязанности перед покойниками мы посчитали выполненными. Стрелок всё ещё был без сознания. Так что я отдал старлею запасную карту, изъятую у лжелётчика «У-2», отметил на ней хозяйство Рыговского, насколько возможно подробно объяснил, как туда добраться. Заодно отметил, где стоит самолёт. На телегу сложили оружие бандюков. Только свой пистолет Лёха сунул в кобуру да на шее у него болтался немецкий автомат. Краткую инструкцию по использованию трофея я тоже дал. Время поджимало, и провожать ребят до хозяйства я не мог. Пожелав друг другу удачи, мы разошлись.
Второй час я лежал в кустах в сотне метров от дороги и проклинал всё на свете. Фрицев, муравьёв, комаров и свою чересчур теоретическую подготовку. В теории пройти пятьдесят-шестьдесят километров за сутки – это вполне достижимо. Типа, марш-бросок по пересечённой местности, блин. Только ни теория, ни учения не предусматривают такой сутолоки на пути движения. По всем мало-мальски проходимым путям и дорогам шли немцы. Кто в сторону фронта, кто в тыл, но практически нескончаемым потоком.
Сейчас я яснее представлял себе, что творилось в нашем тылу в первые дни войны. Той войны, из моего прошлого. Только, в отличие от фрицев, для наших неотмобилизованных войск это был ещё больший бардак. Да ещё помноженный на привычные авось и неразбериху. Здешнему вермахту чуток полегче, но и он трещит по швам. То и дело вспыхивают споры и ссоры. Если присутствуют высшие офицеры, то это более-менее мирно. А вот если таковых не наблюдается, то культурные немцы вполне сходят за наших работяг. В том смысле, что могут и сцепиться не по-детски.