— По праву, делающему меня навеки вашим верным рабом. По праву любви, которую я испытываю к вам, Клара, — воскликнул мистер Одли, падая на колени — довольно неуклюже, надо признаться, — и покрывая мягкую белую ручку, найденную им среди складок шелкового платья, страстными поцелуями.
— Я люблю вас, Клара, — произнес он, — я люблю вас. Вы можете позвать отца и выгнать меня из дома, если хотите, но я буду вечно любить вас.
Маленькую ручку забрали от него, но не отдернули сердито, и она на секунду легко коснулась его темных волос.
— Клара, Клара! — умоляюще шептал он. — Могу ли я ехать в Австралию искать вашего брата?
Ответа не было. Не знаю, каким образом это случается, но едва ли есть что-нибудь более чудесное, чем молчание в таких случаях. Каждое мгновение нерешительности — молчаливое признание, каждая пауза — нежное объяснение в любви.
— Поедем вместе, любимая? Как муж и жена? Поедем вместе, моя любовь, и вернем домой нашего брата?
Когда четверть часа спустя мистер Харкот Толбойс вошел в освещенную лампой комнату, где Роберт был один, ему пришлось выслушать признание, немало удивившее его. Как все самонадеянные люди, он был слеп ко всему, что происходило у него под носом, и был полностью уверен, что именно его общество и спартанские порядки его дома так привлекали его гостя в Дорсетшире.
Он был разочарован, но не показал этого, а выразил спокойное и стоическое удовлетворение.
— Остался лишь один вопрос, по которому я желал бы получить ваше согласие, мой дорогой сэр, — сказал Роберт, когда почти все было улажено. — Мы хотели бы совершить свадебное путешествие, с вашего разрешения, в Австралию.
Мистер Толбойс был ошеломлен. Он смахнул что-то вроде туманной слезы со своих серых глаз, протягивая Роберту руку.
— Вы собираетесь искать моего сына, — догадался он. — Верните мне моего мальчика, и я прощу вас за то, что вы похитили у меня дочь.
Итак, Роберт Одли отправился в Лондон, чтобы сдать свои комнаты на Фигтри-Корт и узнать расписание кораблей, отплывающих в июне из Ливерпуля в Сидней.
Он вернулся новым человеком, с новыми заботами, новыми планами, новыми целями; его жизнь так круто изменилась, он смотрел на мир другими глазами и видел все в розовом свете, недоумевая, как ему могло раньше казаться, что это мир сер и уныл.
Он задержался в Грейндж-Хит до ланча и вошел в тенистые дворы Темпля, когда на землю опустились сумерки. Миссис Мэлони, по своему обыкновению, скребла лестницу, и ему пришлось подниматься в мыльном чаду по скользким ступенькам.
— Там много писем, ваша честь, — сказала прачка, поднимаясь с колен и прислонившись к стене, давая пройти Роберту, — и несколько посылок, и один джентльмен, он заходил много раз и ожидает вас сегодня вечером тоже, потому что я сказала ему, что вы писали и просили проветрить комнаты.