мир, и сейчас они практически растеряны. У тебя есть возможность быть выше этого. У тебя есть возможность помочь людям, которые в тебе
нуждаются. Людям, которые наверняка оценят даже самый незначительный совет или помощь, которые ты им предложишь.
— Ну, я знаю, почему он нравится тебе, — проворчал Блэк, все ещё сверля сердитым взглядом мужчину-видящего, которого мы оба заметили первым. — Ты предельно ясно дала это понять в Нью-Мехико.
Я нахмурилась.
— Что? Что это значит?
— «Самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо видела», — произнёс он, награждая меня мрачным взглядом. — «Самый красивый из всех», — добавил он выразительно. — Это первое, что ты подумала, когда взглянула на этот кусок дерьма. Не думай, что я не слышал.
Он нахмурился, снова глядя на мужчину-видящего и бормоча:
-...Самый красивый. Это дословная цитата, док.
Я закатила глаза, ничего не сумев собой поделать.
— Она не может быть дословной. Я никогда не озвучивала этого вслух, — наградив его раздражённым взглядом, я добавила: — Ты ведёшь себя нелепо. Ты же это знаешь, да? Что потом, ты будешь предъявлять мне претензии за мои сны, Блэк?
— Ты хочешь отрицать, что имела это в виду?
— А мне нужно? — я фыркнула. — Какая разница? Бл*дь, да это же ничего не значит.
— Ну, он явно предпочитает говорить с тобой, а не со мной.
— Потому что ты вываливаешь на него тонну дерьма всякий раз, когда он открывает рот, — сказала я, снова раздражённо выдыхая. — Ты психуешь всякий раз, когда он просто находится в одной комнате с тобой, черт подери, Блэк. В каком месте это моя вина? Или его вина, если уж на то пошло?
Блэк наградил меня жёстким взглядом, и из его света вышел импульс злости — вероятно, потому что я защищала другого видящего.
Покачав головой, я пробормотала себе под нос:
— Чёртова фотографическая память видящих. В большинстве случаев это вовсе не преимущество, знаешь ли.
Фыркнув, Блэк сжал мою ладонь.
— Ты не можешь винить мою память за то, что ты пялилась на другого мужчину-видящего, милая. Более сексуального видящего, судя по всему. Прямо после того, как бросила меня на восемь с лишним недель.
В этот раз Блэк говорил так, словно шутил.
Но я чувствовала по его свету, что он не шутил.
Он действительно не шутил.
Он также умудрился свести все к внешности видящего вместо того, о чем я пыталась заставить его поговорить — о подавляемой травме Блэка из-за его детства. Я все ещё подозревала, что именно в этом кроется его настоящая проблема с видящими-иммигрантами, но Блэк пугающе хорошо уходил от темы всякий раз, когда я пыталась поднять её.