— Свет? — Майор Гоуван недоверчиво посмотрел в окно на затянутое серыми тучами небо.
— Разумеется, такой дневной свет, как сегодня, не причинит вреда большинству мужчин, — пояснил Эдмунд, обращаясь к майору, — поскольку мы много времени проводим на свежем воздухе. Но представительницы прекрасного пола, как вам известно, куда чаще сидят дома, поэтому в это время года, когда продолжительность дня увеличивается, чувствительные мембраны их глаз могут весьма болезненно реагировать на солнечный свет. Особенно тот, что поступает через окна, выходящие на запад.
— Правда, что ли? — потрясенно воззрился на него майор Гоуван.
— Истинная правда, — серьезно подтвердил Эдмунд. — Рекомендую, мисс, сию секунду удалиться отсюда, пока вам еще не нанесен непоправимый ущерб. Мы же не хотим, чтобы ваше косоглазие стало постоянным, так ведь?
— Косоглазие? — эхом повторил майор, с тревогой глядя в красивые карие глаза Джорджианы. — Определенно, нет. Косоглазие вам ни к чему.
— В таком случае, мисс Уикфорд, должен настоять на том, чтобы вы немедленно отошли от окна.
Она открыла было рот, вероятно, чтобы сообщить, что думает касательно глупостей, которые он наплел, но он поспешил напустить на себя суровый вид.
— Позвольте мне, — объявил он, — на правах давнего знакомого, сопроводить вас в другую часть гостиной. В более, так сказать, безопасное место.
Он предложил ей согнутую в локте руку. Она глубоко вдохнула… и прищурилась. На мгновение ситуация показалась Эдмунду очень опасной, поскольку Джорджиана могла и не принять его приглашение. Он видел, что ей все еще хочется как следует стукнуть его, или накричать, или хотя бы убежать прочь. Но любая подобная выходка стала бы роковой для ее репутации.
К счастью, желание улизнуть от майора перевесило, и она сделала, как велел Эдмунд: взяла его под руку и, покорно опустив глаза долу, позволила увести себя к последнему, пока еще не занятому дивану.
Однако, стоило лишь ей сесть, она послала Эдмунду вызывающий взгляд из-под полуопущенных черных ресниц.
— Ты и в самом деле полный…
— Знаю, — спокойно отозвался он, опускаясь на сиденье подле нее. — Но майор принял мои слова за чистую монету, а мне только того и надо было.
— Удивительно, что он проглотил такую… чушь!
— Дорогая моя, разве ты не слышала, что пехота говорит о кавалерии?
«Дорогая моя»? Неужели он правда так ее назвал? Джорджиана решила не поднимать из-за этого шума, а просто принять как должное. Наверняка он обращается подобным образом ко всем женщинам, к которым является с визитом. Значит, ей нужно привыкать.