— Вы знаете, кто я? Вот бы не подумал… — Не договорив, господин угрюмо поджал губы и окинул Эдмунда оценивающим взглядом.
Эдмунд сделал то же самое. И увиденное ему не понравилось. Поскольку невозможно было отрицать, что мистер Армитадж очень хорош собой. Загорелый, с непослушными волосами, он источал жизненную силу, непременно восхитившую бы девушку вроде Джорджианы. Кроме того, по ее собственному признанию, мистер Армитадж — наименее неприятный из ее кавалеров…
Взгляд мистера Армитаджа замер на букете в руке Эдмунда, и на губах его появилась хищная улыбка.
— Ах, вот что надо было принести в качестве пропуска, — сказал он. — Хорошего денечка.
С этими словами он удалился, явно что-то задумав. А у Эдмунда появилось неприятное предчувствие.
Нет. Армитадж ей совершенно не подходит. Став ее мужем, он непременно потребует исполнения супружеского долга. Никто, кроме Эдмунда, не знает ее настолько хорошо и не беспокоится о ней настолько, чтобы ставить ее благополучие превыше собственных эгоистичных желаний.
Решительно сжимая букет в руке, Эдмунд взбежал по ступеням. Не успел он постучать, как Уиггинз, должно быть подсматривающий в замочную скважину, открыл дверь.
— Доброе утро, милорд, — поприветствовал он Эдмунда, голосом давая понять, что он куда более желанный гость, чем тот, который только что ушел. — Миссис Уикфорд и мисс Мид в гостиной, — сообщил Уиггинз, указывая на лестницу, и Эдмунд понял, что придется пойти туда и вытерпеть утомительную получасовую болтовню, если хочет убедить всех вокруг, что имеет серьезные намерения касательно Джорджианы, ведь именно так поступают благонадежные кавалеры. Также они ставят в известность опекуна девушки и просят разрешения на ухаживания. Все это ему и надлежит сделать.
Передав шляпу Уиггинзу, Эдмунд на мгновение растерялся, не зная, как снять перчатки, по-прежнему держа букет в руке.
Уиггинз откашлялся.
— Эти цветы для мисс Уикфорд, полагаю?
— Да. Я слышал, ей нездоровится.
Лицо дворецкого посерьезнело.
— Все так, милорд, — подтвердил он, сокрушенно качая головой.
Перед мысленным взором Эдмунда замелькали видения одно другого ужаснее: скарлатина, тиф, оспа.
— Велю горничной передать ей, — сказал Уиггинз, заметив появившуюся из людской озабоченную девушку с подносом.
Не будь правила поведения такими строгими, Эдмунд освободил бы несчастную горничную от дополнительных хлопот и сам отнес бы букет Джорджи. Будь мир более разумным, то был бы прекрасный предлог увидеть ее. Ему очень этого хотелось, чтобы узнать наверняка, насколько тяжело она больна и чем. Конечно, можно просто расспросить ее мачеху, но ведь это будет совсем не то же самое.