Развернувшись и увидев цель в другом месте, да еще и плывущей с большой скоростью, акула должна будет принять новое решение.
В большинстве случаев ее решение будет правильным, потому что она — наследница успешных охотников. Что касается механизма обучения на собственных победах и ошибках, то он у нее в зачатке. И тем не менее, сколь ни узка щель между мыслью и действием, в ней уже поселился Контролер. Признав готовность плана к воплощению, предвидя результат, он принимает решение.
— Вперед.
Эволюции долго старалась, прежде чем Контролер сказал себе:
— Решение принял Я.
Заканчивается лето, и виноград сильно потемнел. Уже не видно косточек внутри освещенных солнцем ягод. По наущению своей всеядной динозавро-акульей сущности, срываю одну из ягод и пробую:
— Неплохо, — перевожу на человеческий язык полученное от сущности сообщение. Оно заряжает меня энергией. Становится желанной и кажется доступной та жизнь, в которой не сеют и не жнут — та жизнь, что выпевается весенними песнями птиц и неразрывно связана с текущим временем и сиюминутным местом.
— Живу, — говорю себе, радуясь моменту. И не могу не вспомнить, что нам предписано так жить.
Как-то мне пришлось ехать в специальном автобусе по территории громадного психиатрического госпиталя. В отличие от меня, большинство пассажиров были пациенты, перемещавшиеся между корпусами по делам лечения. Вдруг я почувствовал себя одним из них и впал в некое замешательство, даже панику. Открылась и стала очевидной условность моей нормальности: я всю жизнь прикидываюсь, и это вошло в привычку.
Я осознал, как это легко и облегчительно — секретно и быстро, про себя, помолиться, к примеру, Богу огня, твердо зная при этом, сколько будет дважды два.
Вдруг я догадался, где прячется Бог.
— Догадайтесь и вы!
Я задаю загадку, чтобы привлечь внимание сестер и братьев, потому что мне страшно за свою фамильярность, за грех упоминания всуе — а в одиночестве страх страшней.
Это не я, это мой глупый язык сказал за меня «прячется», будто Высшая Сила и впрямь Кто-то, хоть и не Он и не Она.
Поскольку это не Он и не Она, я для Него как для сфинкса — букашка, которой нет. И все-таки — вот уж действительно mania grandi osa: боюсь прогневить — а вдруг!
Поэтому в виду сфинкса продолжаю звать свидетелей, чтобы задать им наводящие вопросы:
— Что из непрерывно доступного нам столь волшебно, что нет для него ни сравнений, ни метафор?
И тут же сам вспоминаю, что метафора есть: это в человеческих силах, сказать.
— Река Времени, — и почувствовать себя не щепкой в потоке, а свидетелем процесса.