— Вы верно заметили, теперь это другая страна, — улыбнулся мужчина, опасливо отстраняясь. — Если у меня сложится запланированная совместно с издательством работа, я буду часто приезжать, а жить постоянно — не думаю. Моя жизнь в Америке достаточно интересна и обустроена. Маловероятно, что я вернусь в Россию. Пока это не входит в мои планы.
— Но вы, конечно же, предупредите нас, если планы изменятся? — продолжала гнуть свою линию репортерша, видимо, предполагая на свой предыдущий вопрос получить ответ про ностальгию, замучившую ее собеседника в далекой Америке, и про то, что он уже готов паковать чемоданы и перебираться на историческую родину, где все так хорошо и замечательно.
— Не думаю, что мой переезд, о котором, повторяю, я сейчас даже не помышляю, может вызвать такой же резонанс, как в случае с Солженицыным.
— Ну что ж… — улыбнулась репортерша. — И мой следующий вопрос: вот вы, русскоязычный гражданин Соединенных Штатов. За кого вы будете голосовать на президентских выборах?
Денис пожал плечами:
— Я даже не знаю, пойду ли я на выборы. Наверное, в этом основное достоинство стабильного государства: мне абсолютно все равно, кто будет президентом. Я только надеюсь, что он будет осторожнее с солеными крендельками и научится кататься на велосипеде еще в детстве, чтобы своими падениями не вызвать панику на бирже.
Расплывшись в улыбке, Роман прослушал интервью до самого конца и схватился за телефонную трубку.
— Привет, Лизочка! Да, Роман… ну ты же знаешь, как я занят, сейчас вот в Киев уезжаю, да, буквально через несколько часов… Нет, я тоже хочу, но мы просто не успеем, я же знаю твои аппетиты… Лизочка, солнце мое, ты сегодня брала у Дениса Гребенщикова… Нет, радость моя, что ты еще у него брала, меня не касается. Я про интервью. Как бы мне раздобыть его телефон, а?
Друзья, с которыми ты учился в университете, обычно остаются таковыми на всю жизнь.
Можно не видеться двенадцать лет и стать за это время уважаемым солидным человеком, отрастить брюшко и профессорскую бородку, обзавестись лысиной, язвой и женой, можно уехать за границу и вместе с фамилией и гражданством полностью изменить свою жизнь. Но даже через десять, двадцать или тридцать лет, услышав в трубке вопль бывшего однокурсника: «Денисыч! Жук навозный, америкос поганый, узнаешь?» поведешь себя так же, как тогда, и не удержишься, чтобы не завопить в ответ: «Романыч! Ты, что ли?! Ну, ты козлина вонючая! Ты где?»
Звонок Ромки Толоконникова застал Дениса, когда он от Манежной площади поднимался по Тверской и с удивлением не обнаружил на привычном месте гостиницы «Интурист». Там, где был раньше вход в гостиницу, стоял забор, а выше… выше просто ничего не было. Все остальное было на своих местах, такими же серыми были колонны перед входом в Центральный телеграф, а вот гостиница пропала. Не то чтобы Денис очень уж загрустил по этому поводу, но, как говорится в старом анекдоте, «осадок неприятный остался».