Костя в детской дочитывал «Уленшпигеля», а я маялась, слоняясь по дому и не зная, чем себя занять. Только дети умеют страдать от скуки с полной отдачей, взрослые от страха перед этим чувством в момент находят себе с десяток разных занятий.
Наконец тетя Надя ушла, а мы с мамой начали накрывать на стол. Хмурый папа так шуршал бумагами за своим рабочим столом, что было понятно: лучше к нему не подходить.
Ровно в девять вся наша семья села за стол, и взгляд папы немного смягчился. Как будто бы он принял какое-то решение и смирился с ним, так я сказала бы теперь. А та маленькая девочка, которая сидела за праздничным столом, провожая 1979 год, всего лишь почувствовала, что теперь все будет по-прежнему, как в прошлом и позапрошлом году. Это очень важно в детстве – чтобы все оставалось по-прежнему. Как раньше.
Мешок с подарками таинственным образом возник под елкой, когда мы накрывали стол к чаю. Дед Мороз и Снегурочка стояли перед мешком как часовые и были нетерпеливо (хотя и с уважением) отодвинуты в сторону.
В этом году пришла моя очередь доставать подарки. Костя терпеливо ждал, пока я подниму мешок и перенесу на диван, чтобы с комфортом прожить момент.
Увы, мешок оказался слишком легким. А мое предчувствие – слишком тяжелым.
Неужели родители решили наказать меня, оставив без подарков? Неужели проклятые прописи и загубленная книжка так много значат?
Я зажмурилась, сунула руку в мешок – и достала два конверта. Светло-голубые конверты, украшенные по краю синими и красными толстыми косыми черточками, похожими на флажки. Иностранные марки с крупной надписью Europa и Deutsche Bundespost, штемпели, таинственный адрес отправителя на иностранном языке…
– Немецкий, – сказала мама, разглядывая конверты с не меньшим, чем у нас, изумлением. А потом она начала с таким же точно изумлением разглядывать папу, но он невозмутимо размешивал сахар в своей чашке чая.
– Положи-ка мне еще кусочек пирога, – попросил он маму.
Мы с Костей продолжали глазеть на конверты, не решаясь открыть их. В правом нижнем углу каждого конверта было пустое продолговатое окошечко, а на листке, вложенном внутрь (это мы уже потом разобрались), напечатан наш домашний адрес, русскими буквами. И наши имена: «Косте Матвееву лично», «Ане Матвеевой лично».
– Ну что же вы? – не утерпел папа. – Открывайте!
Я распечатала конверт – и вытащила оттуда листок с крупными буквами.
Вот он (сейчас, спустя 36 лет!) – передо мной.
Дорогая госпожа Аня Матвеева!
До меня дошли слухи, что ты ведешь большую переписку с Зорой из Чехословакии, Калиной из Болгарии и даже с Борисом Заходером. И мне стало очень обидно, что ты не пишешь мне, самому большому вралю и самому честному человеку в мире. Вот я и решил написать тебе письмо. Вдруг ты мне тоже напишешь.