– Новый год, чего ты, давай с нами!
Проводница сказала:
– Действительно, чего это я!
И начала с ними.
Когда я уснул, меня разбудил небритый усатый мужик. Несло от него, как от сотни винных погребов. Он ехал на верхней полке и, помимо сумки, вез с собой коробку, полную желтых цыплят. Мужик протянул мне бутылку вина и сказал:
– Вставай.
Я сделал вид, что не проснулся, тогда он затряс меня еще сильнее. И я подумал: какого черта, где моя молодость? Куда уходят дни моей скучной молодости, чего это я боюсь людей и постоянно прячусь за учебниками?! Так и стариком можно в двадцать пять лет стать!
Я слез с полки и подсел за столик к мужику. Он был деревенским, от него пахло коровьим навозом, выжженными беспощадным солнцем полями и тяжелым трудом.
Мужик вытащил из сумки вертуту, достал здоровенный нож и отрезал от вертуты добрый кусок.
Мужик сказал:
– Вертута, жена делала, с творогом.
Я выпил и закусил. Крепкое вино ухнуло в желудок, словно поток лавы.
Я сказал мужику:
– Красивые у вас цыплята.
Мужик достал из коробки одного цыпленка и сказал:
– Дарю!
Я отказался от подарка: куда же я его такого маленького возьму? Это же за ним уход нужен, а я и за собой толком еще ухаживать не научился.
Мы допили бутылку вина, и мужик достал вторую, мы распили с ним третью бутылку вина, и мужик достал четвертую. Он рассказывал мне про тяжелую судьбу каменщика в Киеве, про свою жену, которую бы он лучше оставил в Молдавии, и про своих детей, которые подались в Москву на заработки, но лучше бы они все вместе остались в крохотной деревне Малаешты на юге Приднестровья и вообще никуда не уезжали.
Мужик сказал:
– А теперь мы пожили в большом городе и уже никогда не сможем вернуться в деревню. Большой город – капкан, из которого нам уже не выбраться. Если в село вернуться – сердце волком завоет через неделю!
Потом мы еще пили с мужиком и доели его вертуту, я достал из сумки сладости, купленные мною для стариков, и мы съели все сладости. Мужик казался мне настоящим, честным и справедливым, себе же я представлялся картонным, лживым и слабым. Потому что я занимался интеллектуальным трудом и до сих пор не понимал, чего же хочу на самом деле. А мужик трудился как лошадь, он разбирался в камнях, оградах и прочих тонкостях возведения зданий, без коих жизнь человека немыслима.
Потом мы каким-то образом оказались в тамбуре и пели вместе с пьяными в дым вахлаками песню на молдавском языке, меня хлопали по плечам и говорили со мною на молдавском, я же отвечал, выуживая из памяти молдавские слова, которые выучил еще в детстве, но давным-давно ими не пользовался.